Акселератор жизни. Слой четвертый (СИ)

Наш поединок приближался к логическому завершению. Несмотря на каменную маску, в которую превратилось лицо Морозова, он с трудом держался на ногах. В один прекрасный для меня момент ректор банально споткнулся о возвышение взрытой нами земли. Морозов не упал, но восстанавливая равновесие, помедлил, благодаря чему гудящее золотое остриё духовного лезвия упёрлось ему в шею. Замерев, изрядно потрепанный Максим Александрович на мгновение задумался. Положа свой зазубренный топор на землю, ректор медленно поднялся в полный рост.

— Ты победил, Айзек, — коротко сказал девятый перст и поднял руку, показывая Давыдову, что бой окончен. — Нет смысла продолжать дальше, оттягивая неизбежное.

Напряжение сошло с лица Морозова, после чего он тихо хмыкнул. Несколько раз глубоко вздохнув, ректор утёр платком пот со лба.

— Можно было уже после первых десяти минут прекращать, — к моему удивлению сообщил Морозов, пожав плечами.

— Неожиданно… Даже не знаю, что на это ответить.

Заявление Максима Александровича, который первую половину нашего поединка являлся бесспорным фаворитом, показалось мне довольно странным. Я поспешил озвучить свои сомнения:

— Ректор, вы казались более решительным, а тут говорите о быстрой сдаче… Вы очень сильны и сойди вы сразу с дистанции, то неизвестно, как бы всё закончилось.

Развить тему помешал подошедший Давыдов, который завершил телефонный разговор.

— Потрясающий поединок, — лаконично произнёс второй перст, пожимая нам руки. — Поздравляю с победой, глава уважаемого княжеского рода Герас. Ваша сила достойна уважения. Сначала, эм, Станислав, решение основать новый род показалось мне абсурдным. Сейчас я горд тем, что в «Титулярной книге» по праву появилась новая страница. — Дмитрий Евграфович торопливо взглянул на часы. — Прошу прощения, господа. И рад бы задержаться, но служба зовёт. Император пожелал, чтобы я как можно быстрее отправил ему запись поединка. Его Величество неравнодушен к таким вещам, сами понимаете… Всего доброго, господа.

Использовав технику быстрого перемещения, второй перст моментально скрылся из виду.

— Наконец-то нет лишних ушей, — утерев рукавом пот со лба, я пытливо посмотрел на ректора. — Настало время для разговора, Максим Александрович. Надеюсь, что после нашего поединка у вас не осталось сомнений в моей силе?

— У меня их не осталось после первых десяти минут боя, — повторил свои слова Морозов. — Уже тогда стало понятно, что ты сильнее. Даже если бы лезвие моего топора пару минут назад оказалось у твоей шеи, я бы всё равно сдался, отдав победу тебе.

— Весьма благородный поступок, только непонятно в честь чего? Да, у меня огромная выносливость, но я явно уступаю вам по технике.

— Ненамного, — отмахнулся ректор и подбросил носком туфли свой топор с земли, раскладное топорище которого легло ему в руку. — Айзек… всё ещё непривычно так тебя называть… Понимаешь, я достиг своего предела. Он есть у каждого одарённого. Даже если буду ежедневно упорно практиковаться, то сильней не стану. Возраст, знаешь ли… А ты ещё молод, вся жизнь впереди, и ты прогрессируешь в развитии своих способностей и уже сейчас сражаешься со мной на равных. Представь, что будет через год, два или десять лет… Так что, ты бесспорный победитель. После первых десяти минут это стало очевидно и я сражался лишь для того, чтобы освежить свои навыки. Нечасто удаётся бросить вызов своим способностям. Возвращаясь к твоему вопросу… Да, ты доказал мне свою силу.

— Значит, вы теперь не сомневаетесь, что я в состоянии защитить Милу от ВРИЛ или кого бы то ни было…

— Не сомневаюсь, — лицо Морозова выразило предельную серьёзность. — Именно поэтому, как её опекун, я разрешаю тебе с ней встречаться. Ты ведь именно этого от меня хотел?

— Эмм, вообще-то нет, — я озадаченно почесал висок, вызвав растерянность у ректора. — Я хотел ей предложение сделать.

— Предложение чего? — не понял ректор, сдвигая брови.

— Руки и сердца. — После моих слов физиономия Морозова приобрела некоторую бледность, а рот приоткрылся. — Замуж хотел позвать.

— И речи быть не может! — взвился ректор, скорее от неожиданности, чем от понимания ситуации.

— Это почему же?

— Рано ей! Она ещё маленькая! — насупился Максим Александрович. — Ты хоть думай, что предлагаешь.

— В смысле, «рано»? — я даже опешил от таких раскладов. — Мила — половозрелая, обворожительная и сексуальная девушка. Поймите, Максим Александрович, она уже не ребёнок и может самостоятельно…

— Это мне решать! — выдал ректор на повышенных тонах, довольно невежливо перебив меня. — Рано ей ещё…

— Ничего не рано! — тут уже взорвался я. — Прекратите страдать откровенной хернëй! По-моему, маленький здесь только вы. Поймите, что Мила уже не нуждается в опеке. Примите, наконец, тот факт, что пора перестать её контролировать. Вы и сами это понимаете, но продолжаете тешить свой эгоизм и страх. Именно это чувство движет вами, а не забота.

— Эгоизм⁈ Страх? Что ты несëшь? Да я всё для неё…

— Вы не хотите её от себя отпускать, — мой голос сделался низким и жёстким, — потому, что боитесь остаться один. В этом вся причина.

— Я…