Аксенов

Ох и резвились же они… Случалось — и бились. И не только в игре — короткими мечами, но и всерьез — кулаками. Могли и тот самый кирпич прихватывать. А как же: «Мы спина к спине у мачты против тысячи — вдвоем»! И небеса над Казанью обещали им огромную и полную приключений жизнь, большие путешествия, дальнюю любовь и Полинезию… Впрочем, обо всем этом и многом другом блистательно рассказано в новелле «Рыжий с того двора»…

Да то ж в 1967-м! А в 1944-м родным скучать не приходилось. Как-то прибегает соседский мальчишка, кричит: там Вася с горки ледяной скатился стоя, упал и лежит. Ксения — к горе… Сотрясение мозга. Несколько дней Вася лежал отгороженный кумачовой занавеской, чтобы не тревожил свет… Все ходили на цыпочках. Телефон трещал, обложенный подушками…

Скоро он начал писать, о чем спустя годы рассказал Ксении Лариной в интервью на радио «Эхо Москвы»:

«Меня очень почему-то занимали бои в полярных морях, когда там шли караваны с ленд-лизом к советским берегам. Везли нам помощь. А половина из них ведь погибла… И я вдруг стал писать длинные-длинные поэмы про подводные лодки…

Ларина: В стихах?

Аксенов: В стихах. Про битвы… И русские, и американцы, и англичане там были, и немцы. Длиннейшие какие-то и безобразные поэмы я писал тогда…

Ларина: Не сохранили?

Аксенов: (смеется). Нет, к сожалению, не сохранил».

Кроме поэм были и рисунки. Аксенов рисовал карандашом (хотя в доме были краски) и, рисуя, комментировал: вот фашисты летят, а вот американцы и наши бьют по ним из зениток. А вот — лодка фашистская…

А то принимался за петровские времена. И плыли к мысу Гангут фрегаты, а по полям скакали драгуны и кирасиры, сшибались в пороховых клубах, из которых торчали жадные до крови багинеты… Горел восток зарею новой, сдавался пылкий Шлиппенбах…

Героические конвои союзников не были для Васи чем-то отвлеченным. Он на всю жизнь запомнил американский напиток «Суфле», джинсы, что звались «чертовой кожей», и канадские ботинки с гербом на подошве, до того красивые, что их было страшно носить… Тогда же будущий писатель зауважал синие джутовые брючата — как-то лез через забор, зацепился и повис. А штаны — выдержали. Надо сказать, качество джинсов с тех пор ухудшилось… Впрочем, выдержав вес худого мальчишки, те штаны довольно быстро протерлись и упорно латались на заду и коленках.

Заплат тогда не стыдились. Саша Котельников уже после войны пришел на выпускной вечер в брюках залатанных, но отглаженных до сабельной остроты…

День, когда кончилась война, описан в рассказе «На площади за рекой», где удивительно соседствуют и огромный слон, которого под звуки фанфар водит по улицам дрессировщик Дуров… и поныне памятный многим безымянный подполковник, купивший тележку мороженого и, хохоча, раздавший его детворе… и никем тогда (кроме будущего писателя Аксенова) не замеченный странненький и страшненький человечек в черном пальто и галошках, бормочущий: «Чучеро ру хиопластр обракодеро! Фучи, мелази, рикатуэр!..» — прообраз будущей «Стальной птицы»…

В эти несколько месяцев весны — лета — осени 1945-го прошло увлечение арктическими конвоями и петровскими баталиями. Василий, как он вспоминал, «стал писать романтические стихи, посвященные девушкам из параллельных классов». Кто были они и чем увлекали юношу — неведомо, но известно, что одно время очень ему нравилась барышня по фамилии Пойзман… По имени, кажется, Мила… И Василий, надев парадную черную куртку и расправив ворот рубахи «апаш», мчался к ней на свидания…

А Матильду вызвал на беседу директор радиокомитета Губайдуллин. И спросил: а как живется у вас сыну Аксенова — Василию? Так же как и вашим детям? Хорошо… А вам не тяжело тащить такую большую семью?.. Не пора ли отдать парня в ремесленное училище? Там и кормят, и одевают, и жилье — получит профессию, да и вам легче станет. Всё равно при такой анкете его ждет только завод. В лучшем случае…

— Нет, — сказала Матильда, — Вася получит аттестат. И я сделаю все, чтобы он закончил университет.

Но Богу было угодно, чтобы школу Василий окончил там, где жила его мать — в Магадане. Долгие месяцы ее упорных стараний вызвать сына к себе увенчались успехом.

И вот он уезжает в неизвестность. Снабженный великолепной дохой, добытой в универмаге «Люкс», где торговали искусно вышитыми Матильдой сорочками…

Он едет к маме, которую не видел десять лет и которую едва помнил. В его жизни предстоял крутой вираж — на перекрестке с крутым маршрутом Евгении Гинзбург.

Глава 4. МАГАДАНСКИЙ ОЖОГ

Вася Аксенов летит в Магадан. К маме, выпущенной на поселение.

Десять лет провела она в тюрьмах и лагерях. Сидела в московских «Бутырках» и ярославских «Коровниках». Помирала на этапах, таежных сельскохозработах и погибельных лесоповалах в легендарном, зловещем Эльгене. Спасалась, моя то полы в магаданской гостинице, то посуду в столовой мужской зоны, ходя за доходягами в больничках, за курами на ферме, за младенцами в лагерном деткомбинате и вольном детсаду.