Аксенов

Станислав Куняев пытается оценивать тексты «МетрОполя» с художественных позиций, но аудитория настроена на другое. Михаил Алексеев[116] заявляет составителям: «Вы за границей бываете больше, чем здесь…» И его слова звучат как упрек. «Некоторые из вас печатаются в „Посеве“, „Гранях“» — а это уже прямое обвинение. Его поддерживает Михаил Барышев: «Этот „литературный шалаш“ (помните предисловие?)… устроен, чтобы скрыть политическую диверсию, враждебную стране, КПСС, нашей политике. Не случайно в альманахе нет ни одного коммуниста… Сборник нацелен на молодежь. Это — идеологический героин, который мы хотим подсунуть под видом литературы».

Александр Михайлов[117] попытался было призвать «воздержаться от эмоций» и устроить вместо проработки товарищеское обсуждение. Но его не услышали. Большинство настроилось клеймить. Между тем Феликс Кузнецов отмечает, что «товарищ Попов стенографирует…», и вспоминает, что «один вот тоже писал, резидентом потом оказался»[118]. Он четко описывает ситуацию: «Или мы сможем повернуть это дело налитературные рельсы, или это будет политическое дело. Завтра — роковой день!!!»

Ну да! Ведь завтра — 23 января — день «презентации» «вернисажа», «шампанского с красной икрой», который так смутил литературных консерваторов.

— О боже! Роковой день! — восклицает не без сарказма Аксенов. — Шекспир!

Похоже, ситуация кажется ему фарсом. Даже весомость обвинений в «антисоветчине», «диверсии», «публикациях за границей», «враждебности политике КПСС» не может заставить его отнестись к происходящему иначе.

Но Кузнецов очень серьезен: «Если состоится этот… обед, то… это ситуацию конституирует как самостоятельное явление, и тогда процесс остановить будет невозможно. В позиции наших гостей — лукавство. Они строят из себя эдаких рубах-парней. Будут у них завтра тосты, все будет мило, и они будут рады — удалось, по выражению Салтыкова-Щедрина, „накласть в загривок родному отечеству“[119]. А где гарантия, что господин Алешковский не повезет эту информацию на Запад?»

Вдруг выясняется, что публичная презентация пугает его и многих собравшихся не меньше самого «идеологического героина». Оказывается, со многими приглашенными на бокал шампанского уже проведена работа. И в совсем других помещениях. Олега Ефремова вызывали для беседы в МГК КПСС. Юрия Любимова — в Министерство культуры. С Андреем Вознесенским беседовал лично оргсекретарь Союза писателей СССР Юрий Верченко[120]. Булата — как члена партии — призывали не идти в СП…

И снова речь зашла об ответственности — как в 1963-м. И о двурушничестве. И — об антисоветчине, «против которой мы, как граждане и коммунисты, будем протестовать».

Удивительно прозвучало на этом фоне выступление Льва Гинзбурга[121]: «У нас в СП — новые времена. Такого рода обсуждения хороши и полезны для всех присутствующих. Никто никого не душит и не давит. И всё должно быть сделано разумно и достойно. Действительно, некоторые редакторы ведут себя неправильно. Но мы должны беречь честь нашего Союза писателей. И давайте все любить друг друга».

Возможно, этот призыв к любви что-то меняет в общем настрое. И хотя одни еще рвутся карать, другим уже хочется всё спустить «на тормозах». Юрий Грибов[122], считавшийся активистом так называемого «русского центра» в СП, миролюбиво дает составителям совет: «Кончайте вы это дело. Унесите вы альманах ваш домой, да раздайте его по авторам, а потом и выпьете». Олег Попцов печалится об авторах издания и их участи. Говорит, что «МетрОполь» в том виде, в каком он есть, — слабая литература… Материал для «неуправляемой среды слухов, сплетен». В его словах звучит горечь: «12 лет связывает меня с Искандером. Это чувство любви. И я не хочу, чтоб с одной стороны сидели глухонемые, а с другой — кричащие».