Аксенов

А.К.: Вот и хорошо, знай, а других это не касается. Да, он был очень озабочен тем, чтоб деньги все время были, чтобы деньги не кончились. И его понять можно: он был единственный работник на огромную семью. Была жива Алена. До этого не очень задолго погиб Ванечка. Майя… И он — единственный кормилец. И кормилец стареющий, быстро стареющий. Его панику, может, кто-то не понимает, а я прекрасно понимаю.

Е.П.: Ты даже паникой это называешь?

А.К.: Да, к концу жизни он был в состоянии некоторой паники относительно денег.

Е.П.: У него же вроде довольно высокие гонорары были…

А.К.: У него были доходы, но все они оказывались меньше, чем он ожидал. А деньги имеют свойство кончаться, как правильно тебе сказал Иосиф Александрович Бродский, имеет свойство кончаться даже Нобелевская премия… И Вася был очень этим озабочен. Хотя заканчивал жизнь в довольстве — вот правильное русское слово. Довольство. В довольстве. Но это довольство очень сильно преувеличивалось новыми кузнецовыми. На которых неизгладимое впечатление производил дом в Биаррице и прочая роскошь вроде подержанного красного «ягуара». Вася был на вид гораздо богаче, чем на самом деле.

Е.П.: Совершенно верно, да… Ну все, мы эту тему… наверное, закрыли. Деньги в жизни Аксенова как одна из его романтик. Как и любовь, и сочинительство… А что уж там на первом месте? Разумеется, не деньги…

А.К.: Так я и говорю, Женя! Вот я поэтому и говорю, что на вид он был гораздо богаче, чем на самом деле, потому что он был во всем романтик. Он умудрялся романтизировать все: тряпки, бытовые увлечения… И даже деньги. Потому что, извини, кроме романтика такую глупость, как покупка по дешевке «ягуара», никто не сделает.

Е.П.: И этим объясняется некоторая странность его романа «Редкие земли»…

А.К.: Конечно! Он романтизировал деньги. Вот как царь Мидас прикасался к чему угодно, и оно превращалось в золото, так Вася прикасался к чему угодно, хоть к золоту, и оно превращалось в романтику. Знаешь, он все романтизировал, он все немножко… наигрывал, немножечко накручивал, немножечко напоказ, немножечко слишком видно. Стиляга… Понимаешь? Вот и все. Вот в чем проявлялось то, что он был прежде всего художник все-таки, а уж потом работник, зарабатывавший деньги.

Приложение

О «штатниках», сребрениках и свиной тушенке

Из журнала «Крокодил», 1988, № 1, 7, 9, 11

Признаемся: был соблазн, публикуя фрагмент нового сочинения Василия Аксенова, тут же прокомментировать его, дать ответ по существу, расставить точки над i и над ё. Вероятно, срабатывал стереотип, инерция старого мышления — объяснять, расставлять, а не спорить, выслушивать мнения… Однако нам удалось избежать соблазна. Правда, мы сделали оговорку: читатели вправе высказать свое собственное мнение о публикации. Не скроем, мы верили нашему читателю и не ошиблись в нем: сотни писем уже принесла почта международного отдела. Сегодня — первая подборка откликов.

…Почитал, почитал я, дорогой «Крокодил», опубликованный тобой первоисточник, выпорхнувший из-под пера «таланта и титана», именуемого Basil Aksionoff, и хочу категорически заявить, что жил он у нас чисто символически, ибо как только заработал у него в полную силу пищеварительный тракт и отведал он американской тушенки, то всем своим существом — и умственно, и душевно — сиганул в эти самые Штаты, а обитали в нашей стране только штаны с присущим им содержимым, образно названным поэтом антиголовой.

Здесь закономерность такая: как только потребности штанов станут преобладать над всем иным и смещается в пространстве мыслительный аппарат, бегут аналогичные типы в соответствующие посольства и подвывают у порога: «Возьмите меня, ведь я уже давно и сердцем, и душой у вас. Вот только штаны перевезите».

Такая получается «утечка мозгов» — от Basil Aksionoff до Saveli Kramaroff.