Читаем Аксенов полностью

Е.П.: Ну, то есть довоенного изготовления. Но при этом, по моему ощущению, довоенного сорокового — это уже не шестидесятники.

А.К.: Это уже младшие пошли. И все рожденные в сороковые, перед самой войной, в войну и в первые годы после — это уже постшестидесятники. И мы с тобой тоже.

Е.П.: Так, с годом рождения вроде разобрались, хотя бы с этим какая-то ясность есть. Теперь…

А.К.: Теперь вот что: год рождения не говорит ни о чем, совершенно ни о чем. В тридцатые что, одни будущие диссиденты рождались? И что, все рожденные в тридцатые годы — это шестидесятники? Нет. Справедливо, что почти все шестидесятники рождены в тридцатые, а обратное совсем не справедливо. Необходимо, но недостаточно…

Е.П.: То есть надо прямо поставить вопрос: а относить к шестидесятникам коммунистических функционеров, гэбэшников и прочих тому подобных, если они того же поколения, что Аксенов или Евтушенко?

А.К.: Это и есть главный вопрос о шестидесятниках. И вообще говорить о понятии «шестидесятник» можно только с этой точки зрения. Вот в пятидесятые или ранние шестидесятые исключают, допустим, парня из комсомола как стилягу и низкопоклонника перед Западом, одновременно, конечно, из института, а то и за сто первый километр как тунеядца… А кто его исключает? Ровесник. И что же, этот райкомовец не шестидесятник? В шестидесятники мы записываем только «хороших»?.. Потом исключенный вернулся, кое-как доучился, киснет в НИИ, самиздат и тамиздат по ночам читает, под гитару поет на кухне. А тот, который исключал, уже в обкоме или в ЦК, борется за чистоту идеологии и в распределителе отоваривается… Они оба шестидесятники?

Е.П.: Вполне реальная пара. То есть один в полудиссидентах, а другой — в партии, комсомоле или гэбэ… И оба — шестидесятники, во всяком случае, одного поколения…

А.К.: Женя, Жень, ты только не спорь сразу: те, которые пошли в партию, комсомол и гэбэ, те потом и сделали перестройку. А диссиденты только ее поддержали…

Е.П.: Смелое заявление.

А.К.: А что смелого-то? Это уже общее место об огромной роли гэбэ в перестройке. А кто же, извини, сделал перестройку? Может быть, мы с тобой? Нет! Может, диссиденты-шестидесятники? Нет, они, конечно, способствовали, старались, но сделать они ничего не могли. Если бы функционеры «из прогрессивных» не начали все менять, подстраивать под свои идеи — ничего бы у диссидентов не вышло бы. Сгинули бы в психушках, да и лагеря еще были, не все Никита разогнал…

Е.П.: Что же, шестидесятники, встроившиеся в систему, были пятой колонной?

А.К.: Они и были тем «человеческим лицом», которое появилось у нашего социализма. Образованные, умные…

Е.П.: Ну, относительно образованные.

А.К.: По сравнению с предшественниками-то? С костоломами?

Е.П.: Ну, по сравнению с предшественниками — да. Все относительно…

А.К.: Всё относительно. Среди диссидентов тоже были относительно образованные и относительно умные.

Е.П.: Интересно… Как бы родовые черты существуют, возрастные, поколенческие… И среди стиляг-то были стиляги, которые говорили «честное комсомольское».

А.К.: Со стилягами вообще сложно, а без них, если мы говорим все же об Аксенове, не обойдешься. С одной стороны, эта среда была близка к чистому криминалу. Тут стиляги, тут фарцовка, а тут уже и чистый криминал. Вот часто нами вспоминаемая песенка пародийная — «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст…» Это, конечно, пародия, но для некоторых стиляг существовало понятие Родины, вполне такое советское… Мол, джаз играть можно, это ничего не означает, а Родина сама по себе. А другие понимали, что такая, социалистическая, родина и джаз несовместимы. И вот эти были реальной пятой колонной, врагами того общества… Все те же шестидесятники, специфическая их часть, к которой принадлежал Аксенов. Такое же разделение, как у шестидесятников вообще. И иногда это разделение шло прямо по человеку. Вот первая, совершенно комсомольская повесть Аксенова «Коллеги» — и то направление, в котором он потом двинулся… Чтобы понять раздвоенность шестидесятничества вообще, надо вспомнить, что именно они под гитары пели. И Алешковского «Товарища Сталина», и Городницкого, и «Солнышко лесное», и «Комиссаров в пыльных шлемах», и Визбора, но и Галича… Вот «Солнышко лесное», вот «Возьмемся за руки», а вот и «Окурочек»…

Е.П.: Получается, что все сделали шестидесятники: и подготовили конец коммунистической власти, и устроили этот конец.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии