- Тебя звать-то как? - снова спросил недовольный голос.
- Тони, - ответил Старк, ощущая себя неловко, ой-ой, это было очень незнакомое чувство.
- Там свободный угол, - говоривший вышел из тени и оказался молодым парнем со злым взглядом, - Я за тобой слежу. Попытаешься чего спереть - мигом вылетишь, понял?
- Ладно, - ответил гений и ушел в угол.
В углу были картонки и старое одеяло, пованивавшее сыростью. Может там и вши были, и клещи какие-нибудь. Тони усмехнулся, мимолетно представляя лицо Пеппер, если бы она это видела.
Когда глаза привыкли к темноте, Тони увидел и остальных обитателей: мерно вздымающая куча имела бороду и оказалась стариком, двое дюжих мужиков распечатывали старые консервы и вяло обсуждали работу, кажется, грузчики.
Если бы Тони хотел задать себе вопрос о том, что он тут делает, и, что более важно, захотел бы себе на него ответить, это был бы странный ответ. Тони наказывал сам себя. Издевался сам над собой. Он ничего не хотел больше от жизни, отлученный от своего гения, не желающий больше быть плейбоем, обладающий беспомощными миллионами и смотрящий на людей далеко не как филантроп. Делал себе плохо так, просто потому что больше никак сделать плохо не мог. Смерть больше не казалось страшным мучением. Далеко были все дела и все беды.
Даже о Стиве здесь не думалось. В затхлом мире, воняющем шпротами, где писк крыс в переулке аккомпанировал разговору двух нищих работяг-бомжей… в этом мире Стиву и даже мыслям о нем не было места. Не было здесь места миллионерам, плейбоям и филантропам. Не существовало гения.
Не существовало даже самого Тони Старка.
Наверное, для этих людей или для кого-то еще эта «хата» казалась девятым кругом ада. Но для Тони она оказалась спасением, хотя он еще сам этого не понял.
И он впервые спокойно уснул, ни о чем не думая.
***
Странный мужик в подозрительно дорогой, хоть и простой одежде пришел к ним днем. Теплая серая толстовка была натянута по самые глаза, как будто он скрывался. «Наркоман, наверное», - раздраженно подумал Рикки. Наркоманы и впрямь тут время от времени ошивались, их сторонились нормальные бездомные - те могли что-нибудь упереть или под своей дозой натворить дел.
Мужик выглядел как-то слишком ухоженно для всех них, кроме, пожалуй, рук: Рикки умел различать бывших работяг. Глаза у пришельца были темные, непонятные, жгучие. Обведя взглядом всех, будто старых знакомых, он поздоровался с некоторыми по имени. Старик Рэм прищурился, не узнавая, ну да с ним часто такое бывало - Альцгеймер. Шизофреничка Муси только похихикала, у нее кончалось весеннее обострение, иногда была адекватна, иногда нет, звала все кого-то, бродила невесть где. Двое адекватных мужиков, Джо и Фрэнк, осторожно поздоровались, с подозрением глядя на пришельца и явно недоумевая, откуда он их знает.
Пришельцу, впрочем, было все равно. Он уверенно облюбовал себе тихий угол, осмотрелся там, исчез и через час вернулся с двумя огромными пакетами со жратвой: хлеб, молоко, пиво, даже что-то сладкое. Грохнул посреди хаты и пожелал приятного аппетита. Рикки опешил, впрочем, не он один. Никто не подошел, хотя все жадно смотрели.
- Спиртного не принес, - фыркнул мужик, - Не смотри так, Рэм, тебе нельзя. Вам никому нельзя по-хорошему, - и ушел в свой угол.
Они, конечно, не выдержали и разобрали пакеты подчистую, не столько съев, сколько заныкав на голодное время, мало ли. Объевшаяся и оттого добродушная Муси пересела в угол к пришельцу и некоторое время болтала с ним, невпопад хихикая. Того это, видимо, никак не заботило.
Потом Муси пришла к Рикки и невнятно зашептала в ухо:
- Его зовут Тони. Он нас всех знает, да-да, а откуда - не говорит. Сказал, что раньше бывал здесь. И денег у него больше нет - все потратил, говорит, заработок, а где он такой заработок взял, ограбил кого-то, конечно, да-да, - глаза Муси блестели по-своему, как-то по-больному весело, шизофренически.
- Чего ему тут? - спросил Рикки, нащупывая в старом кроссовке нож, на всякий случай.
- Он говорит, перекантуется до завтра, - захихикала та снова, - Он чистый, говорит странно, да-да, он не такой…
Пришелец сидел тихо, а потом вдруг подсел к Рэму, протянув тому мятную конфету, до Рикки донесся резкий запах. Старик Рэм помнил совсем мало вещей из своей старой жизни, в основном то, что никак не могло ему помочь. Например, про мятные конфеты. Когда забывался и впадал в детство, очень их просил, и Рик под настроение притаскивал. В конце концов у Рэма было не так много радостей в жизни.
Тот принялся неловко чавкать ртом с немногими оставшимися зубами, звук ужасно бесил, иногда Рикки терпел, но иногда орал. Рэм съеживался в углу и бормотал что-то вполголоса. Но этому Тони было, кажется, наплевать.
Интересно, откуда он знал про конфеты? Рик видел его в первый раз. Рэм, отвратительно причмокивая, принялся рассказывать что-то. Иногда он вспоминал какие-нибудь мелочи, иногда нес что-то совсем несусветное, то ли придумывая на ходу, то ли воображая, что все так и было. Рикки не вслушивался.