Этот Родрик вызывал у меня чувство отвращения своим лицемерием и показушной святостью и образованностью. Он был бандитом, таким же, как и остальные, но хотел и дальше казаться священником. Я уверен, что его выгнали из храма, где он точно раньше жил, или, возможно, он подался в леса по своей воле. В любом случае, подобное поведение просто отвратительно, а он, по-моему, вообще не имел права говорить о Боге, когда абсолютно явно не собирался соблюдать и единой его заповеди.
Тем временем, солдат продолжал:
— Друзья! Не думайте обо мне плохо, мое сердце не выдержит этого!
Кривляние Вольконта было особенно противно рыжему и черному, я бы сказал, что оно действительно было раздражающим, горделивым, оттого что солдат считал себя в разы умнее и лучше остальных, хотя, возможно не без оснований.
— Послушайте, — продолжал он. — Со своих собственных сбережений я приобрел для нас кое-что куда более ценное, чем все ваше золото. Мы должны ждать, в скором времени все наши заботы кончатся, кое-что случиться, или, точнее, кое-кто.
— И кто же такой случиться, прилизанная твоя душа? — насмешливо спросил рыжий.
— Не знаю точно, но уверен, что это произойдет.
Рыжий и черный разразились хохотом.
— Смотрите-ка, похоже, нашего Вольконта наконец-то развели!
— Как ребенка, дружище!
Вольконт лишь улыбнулся, никак не отреагировав на оскорбления в свой адрес. Думаю, что хоть он и был мерзавцем и бандитом, но лидерские качества его не раз спасали эту шайку от распада и, возможно, от взаимного истребления.
Пока я думал, совершенно забыв о слежке за окружающим, мимо меня, по веткам на полянку прыгнул человечек. Он был неопрятным и также зарос бородой и волосами, как и Шон, глазки у него были совсем маленькие, красные. Низкий, сгорбившийся, с длинными до земли непропорционально мускулистыми руками и тонкими ногами без обуви с расставленными во все стороны пальцами. Он напоминал обезьяну, своими жестами и рваной, визгливой речью походил на очень дикого и невежественного зверя, однако неожиданно я заметил, что Шон, до того сидевший хмурый и напряженный, значительно расслабился, взгляд стал добрее, арбалет опустился.
— Братцы! — закричал Кашка. — Ви-и-и-идел! Ви-и-и-идел я на дороге людей! Ой, много людей! Каре-е-е-ета с лошадьми-и-и-и!
Кашка встал на руки и стал плясать по полянке.
— Наконец-то! — сказал солдат, — Хорошая работа, а теперь, господа бандиты, давай-то разыграем наш спектакль. Поспешим, чтобы все приготовить.
Под предводительством солдата группа из ворчавших и ругающихся на весь мир рыжего и черного, постоянно голодного великана, что уведомлял об этом каждые пять минут, словно и других слов не знал, псевдосвященника, четырехрукого молчаливого иномирца и веселого карлика направилась куда-то вверх по дороге.
Я решил не следовать за ними, зная, что карета Синдейна двигается быстро, наоборот, поспешил к нашим. Через лес к дороге и молнией по ней, таким образом, я скоро столкнулся с ними.
— О, малыш? — сказал Ридли, когда я превратился в себя. — Вот это ты несся, право слова, будто за тобой собаки гнались! Что-то случилось? Рассказывай.
— Ну, допустим, случилось…
Я пересказал все, что видел и слышал, ожидая, что наш учитель удивиться хотя бы наличию в команде бандитов представителя иного измерения, но его ничего не заинтересовало. Он приказал Мэрлоу остановиться.
— Какого черта вы приказываете моему слуге! — возмутился Синдейн.
— Если хотите, я могу приказывать остановиться вам, так как это все равно придется сделать, — огрызнулся Ридли. — У нас на пути засада, поэтому мне нужно разработать план действий. Лучше сидите там у себя и не мешайте процессу!
Синдейн с ругательствами сел обратно в карету. Криол же наоборот, присоединился к нашим стратегическим размышлениям. Нужно было решать, что предпринять, коль уж мы знаем количество и примерные возможности наших противников. Первым делом мы проверили тот факт, можем ли избежать сражения, так как всегда лучше поступить именно так при возможности, которой мы, к сожалению, оказались лишены с учетом рельефа и древесных насаждений.
— В таком случае, — говорил наш учитель. — Хорошо бы убрать самого трудного противника — того крепыша с дубиной. Сделать это можно изящно и тихо. Ты, малыш, должен будешь подкрасться к нему и наложить чары сна, которым я вас учил. Помнишь?
— Как же не помнить, — с болью вспоминал я. — Ужасно, просто ужасно.
— А в чем дело? — поинтересовался Криол.
— Первым испытывали на мне, а просыпаться после этого заклинания — нечто ужасное, я бы уточнил, да слова такие… забыл.
Криол понимающе кивнул.