Акт возмездия

Судья молодящаяся ярко накрашенная блондинка постоянно стучала молотком по столу и сорванным голосом призывала весело гомонящих южан к порядку. Впрочем, особого успеха у зрителей разыгрываемой в зале комедии она не имела. Никакого уважения к суду гости с юга не проявляли и даже не пытались его имитировать, выкрики с места, образные комментарии, щедро сдобренные исковерканным акцентом матом, были в порядке вещей. Особенно бравые горцы разошлись когда для допроса вызвали одного из свидетелей обвинения – молодую девчонку едва восемнадцати лет. Варяг от всей души сочувствовал бедной девушке. Чего она только не наслушалась и о себе, и обо всей своей родне, пока отвечала на вопросы адвокатов. Лишь когда выкрики с места становились уже явно угрожающими, судья лениво тянулась к молотку и грозила вывести бузотеров из зала. Но даже эта угроза действовала не больше, чем на несколько минут, и вскоре все начиналось сначала. Старания адвоката потерпевшего хоть как-то протестовать полностью блокировались вялым равнодушием судьи, отклонявшей один протест за другим. Вообще весь процесс до нельзя походил на комедийный фарс с неохотой разыгрываемый донельзя утомленными актерами третьесортного провинциального театра, уже уставшими раз за разом играть одну и ту же пьесу.

Единственной живой фигурой, выделяющейся на фоне всех остальных, был адвокат одного из обвиняемых, высокий, похожий на чеченского принца кавказец. Его благородный профиль дышал искренним негодованием, глаза метали молнии, речи были обличительны и страстны, наполнены настоящими, а не наигранными эмоциями. Сразу чувствовалось, что этот человек, чуть ли ни единственный здесь, кто верит в то, что говорит. Он нередко прерывал судью и других участников процесса язвительными репликами с места, нервно тискал длинные тонкие пальцы и буквально не мог усидеть на месте. В коротком перерыве он даже произнес самую настоящую обличительную речь, обращенную к родителям потерпевшего и немногочисленным родственникам и без того подавленным напором заполнивших зал кавказцев. Однако этого адвокату показалось мало, и он отчаянно жестикулируя, обрушился на несчастных, с праведным гневом рассказывая об ужасных русских фашистах, прямых наследниках идей Гитлера, предающих память своих же дедов, что полегли во множестве на полях сражений великой войны.

– Правильно, что наша молодежь поднимается на борьбу с такими, как ваш сын. Этих ублюдков, мечтающих о возрождении газовых камер и концентрационных лагерей, надо уничтожать! Я сам готов взять в руки оружие! Я готов ногами топтать эту мразь! Слышите? Ногами!

Почерневшая, высохшая от горя мать потерпевшего пыталась что-то отвечать, доказывать, что ее сын вовсе не имеет отношения к тем, о ком говорит молодой, модно одетый юрист. Но ее слабый голос мгновенно заглушили гортанными криками и матерной руганью столпившиеся вокруг кавказские борцы с фашизмом. Сутулый, испуганно озирающийся по сторонам муж никак не мог помочь женщине в этой перепалке, а несколько вжавших головы в плечи и постаравшихся сделать вид, что их тут вообще нет друзей сына и подавно.

– Ногами топтать! Размазывать эту мразь по асфальту! – хрипел прямо в лицо закрывающейся руками матери вошедший в раж юрист, брызгал слюной, наливался свекольным соком праведного гнева.

Варяг молча наблюдал из своего угла. Сузившимися в узкие щелки глазами всматривался в лицо адвоката, старался запомнить. Нехороший у него был взгляд, прицеливающийся, словно у выбирающего мишень для очередного смертельного выстрела снайпера, и встреться юрист с ним в тот момент глазами, может и подумал бы лишний раз о необходимости кого-то топтать. Но увлеченный собственным красноречьем адвокат не смотрел по сторонам, да и какую угрозу, в самом деле, мог для него представлять какой-то ободранный русский очкарик, сутулый и нескладный. Смешно, право слово…

Все было ясно, и сразу же, после того, как судья вернулась в зал после перерыва, Варяг, втиснув голову в плечи, начал пробираться к выходу, старясь не обращать внимания на несшиеся в спину обидные комментарии о нем самом и обо всех славянах вообще. Один раз, кто-то из особо расшалившихся черноусых молодцев даже попытался подставить ему подножку, но встретившись случайно глазами с комичным уродцем, над которым решил поиздеваться, отчего-то передумал и поспешно убрал ступню с прохода, даже сдвинувшись чуть в сторону, чтобы Варягу было удобнее пройти.

На крыльце курили, лениво перебрасываясь пустыми необязательными фразами двое камуфляжных.

– Что, паря, насмотрелся на суд?

– Чего там смотреть? – пожал плечами Варяг, тоже закуривая.

– И то верно… – неспешно согласился с ним охранник. – Видал, на каких тачках азербы прикатили?

Он широким жестом обвел видный отсюда угол стоянки, где рядками приткнулись мощные джипы с запредельной тонировкой, сверкающие на солнце черным лаком.

– Так чего, в тачках дело?

– Да не…, – не повелся на явную подначку расслабленный припекающим солнышком охранник. – Не в тачках, конечно… В бабках, родной, в бабульках…

– Че, хочешь сказать судья купленная?