Актея

Димахарии были особой, изысканной частью гладиаторов в эпоху Нерона. Они сражались без шлема, без панциря, без щита, без окреи[4], держа в обеих руках по мечу, подобно нашим дуэлянтам времен Фронды, выходившим на поединок с дагой и кинжалом. Сражения димахариев считались вершиной боевого искусства, и в них нередко участвовали те, кто обучал бойцов в гладиаторских школах. В этот раз на арену вышел учитель и ученик. Молодой гладиатор намеревался воспользоваться полученными уроками и обратить против учителя его же собственные коварные приемы. Своим жестоким обращением тот давно уже пробудил в сердце юноши жгучую ненависть (однако ему удавалось скрывать ее от всех). Надеясь когда-нибудь отомстить за себя, он не прекращал ежедневных занятий, пока наконец не перенял у наставника все тайны его искусства. Искушенным зрителям любопытно было увидеть, как эти двое впервые встретятся не в надуманной игре, а в настоящем поединке и сразятся не тупыми мечами, а отточенным смертоносным оружием. Их появление на арене вызвало троекратный залп рукоплесканий, сразу прекратившихся, когда распорядитель по знаку императора приказал начать бой. Наступила глубокая тишина.

Противники двинулись навстречу друг другу, воодушевленные той взаимной ненавистью, какую порождает любое соперничество. Но именно пылавшая в их глазах взаимная ненависть заставляла бойцов проявлять особую осмотрительность и в нападении и в обороне, ибо здесь речь шла не только о жизни, но и о славном имени, которое один приобрел много лет назад, а другой завоевал совсем недавно.

Наконец их клинки соприкоснулись; легче было проследить за движением двух играющих змей, двух скрестившихся молний, чем за стремительным сверканием мечей, которые противники держали в правой руке. Теми, что были в левой, они отражали удары как щитом. Несколько раз, и притом с удивительной точностью, они меняли тактику, переходя от нападения к обороне; сначала ученик заставил учителя отступить к самому подножию императорского трона, затем учитель оттеснил ученика к подиуму, где сидели весталки; а потом оба снова оказались в середине арены, целые и невредимые, хотя острия обоих мечей раз двадцать были так близко от груди противника, что едва не разрывали ткань туники, нашаривая под ней сердце. Но вот младший гладиатор отскочил назад, и зрители вскричали: «Задет!» Однако, несмотря на то что по подолу его туники и по ноге потекла струйка крови, он снова ринулся в бой, еще неистовее прежнего. И после двух выпадов невольное движение учителя, неприметное для глаз, менее искушенных, чем те, которые сейчас были устремлены на него, показало, что холод стали проник в его плоть. Но на этот раз зрители воздержались от привычного возгласа: крайнее любопытство безмолвно. И когда тот или другой противник ловко наносил или отражал удар, по цирку проносился лишь приглушенный гул, по которому актер сразу понимает, что, если зрители не рукоплещут ему, они поступают так не от недовольства, а напротив, не осмеливаясь прерывать его игру. И чувствуя это, гладиаторы сражались еще упорнее, клинки сверкали в воздухе все с той же быстротой, и зрители уже стали опасаться, что необыкновенный поединок кончится лишь полным истощением сил обоих противников, как вдруг учитель, отступая под натиском ученика, поскользнулся на влажном от крови песке и упал. Пользуясь этим неожиданным преимуществом, ученик бросился на него. Однако, к изумлению зрителей, с земли не поднялся ни тот ни другой. Весь амфитеатр встал, все воздели руки, восклицая: «Жизнь! Свободу!», но ни один из гладиаторов не отозвался. Распорядитель игр вышел на арену, чтобы вручить им от имени императора две пальмовые ветви и два жезла, дарующие свободу. Но он опоздал. Оба бойца уже успели если не завоевать победу, то во всяком случае, стать свободными: они вонзили друг в друга мечи и умерли в то же мгновение.

Как мы уже говорили, за боем димахариев следовало сражение андабатов. Такой порядок выступлений, очевидно, был выбран для того, чтобы порадовать зрителей разнообразием: этим гладиаторам искусство и ловкость были совершенно ни к чему. Их головы были полностью закрыты шлемом, в котором имелась лишь прорезь для рта, чтобы можно было дышать, и отверстия возле ушей, чтобы можно было слышать. Таким образом, они сражались вслепую. Зрителям доставляла большое удовольствие эта страшная игра в жмурки, где каждый удар достигал цели, так как у противников не было ни щитов, ни доспехов, чтобы отразить его или смягчить.