Актерский тренинг по системе Георгия Товстоногова

А. М. Володин.

ПЯТЬ ВЕЧЕРОВ.

Четвертый вечер

Вешалка, сундучок (из тех, что стоят в прихожей.) Звонит телефон. В накинутом на плечи пиджаке выходит Ильин, снял трубку.

Ильин. Да… Ленинград… Тимофеева?.. Сейчас. Миха, тебя. Эй, телефон!

Из комнаты выходит Тимофеев, всклокоченный, хмурый человек в пижаме. Хочет взять трубку, но в это время позвонили в дверь.

ТИМОФЕЕВ. Кто там?

ГОЛОС ТАМАРЫ. Извиняюсь. Тимофеев Михаил здесь живет?

ТИМОФЕЕВ. Здесь.

Ильин панически замотал головой и замахал руками, опустил трубку на рычаг и пошел в комнату, от двери шепнув: «Меня здесь нет». Тимофеев открыл дверь. Вошла Тамара.

ТАМАРА. Простите, не знаю вашего отчества. Я так поздно… Но бывает – приходится… Я хотела у вас справиться насчет Ильина, Александра Петровича.

ТИМОФЕЕВ (неопределенно). Александра Петровича?

ТАМАРА (очень вежливо). Вы с ним в институте учились.

ТИМОФЕЕВ. Ах, Сашка! Да, учился. Он что, сейчас вам нужен? Немедленно?

ТАМАРА. Нет, зачем же! Я только хотела спросить. Извините, что так поздно.

ТИМОФЕЕВ (посмотрел на часы, поднес к уху, потряс). Вчера починил, сегодня стоят.

ТАМАРА. У нас часто так бывает, починят…

ТИМОФЕЕВ. Что?

ТАМАРА. Говорю: починят, а как часы идут – это их не интересует.

ТИМОФЕЕВ (передернулся). Не топят, черти. Посидите, накину что-нибудь.

Тимофеев исчез. Тамара присела на сундучок. Некоторое время сидит одна, чопорная от неловкости. Тихо, по-ночному, из репродуктора звучит музыка.

ТИМОФЕЕВ , утепленный, вошел снова. (Сухо.) Ну, что вам?

ТАМАРА. Я хотела спросить насчет Ильина. Не знаете, где он сейчас?

ТИМОФЕЕВ (быстро). Ну, был он у меня, заходил.

ТАМАРА. Когда?

ТИМОФЕЕВ. Число не записал, дней, может, десять…

ТАМАРА. А он не обещал к вам прийти?

ТИМОФЕЕВ. Не обещал.

ТАМАРА. И адрес не оставил?

ТИМОФЕЕВ. И адрес не оставил.

ТАМАРА. Хм. Называется, друзья. Как же вы встретились и ничего не спросили… (Направляется к выходу. Но у двери повернулась.)

ТИМОФЕЕВ. Ну, я его спрашивал, как, что, он меня спрашивал, что как…

ТАМАРА (вернулась). Ну, и как же у вас, что?

ТИМОФЕЕВ. Вот, приехал в командировку, остановился у родичей. Так что вы меня случайно застали. (Телефонный звонок.) Да!.. Тимофеев слушает… Подгорск? Алло! Где же ваш Подгорск?.. Да никто не вешает трубку!.. Жду, жду…

ТАМАРА. Значит, вы тоже на Подгорском комбинате работаете?

ТИМОФЕЕВ (с трубкой). Я тоже. А кто еще?

ТАМАРА. Ну, как же, Ильин!

ТИМОФЕЕВ. Ах, Ильин! Что ж, возможно.

ТАМАРА. Что значит возможно, неужели вы не знаете? Вы кем работаете?

ТИМОФЕЕВ. Я? Главным инженером.

ТАМАРА (подозрительно). Странно. Очень странно. А Ильин?

ТИМОФЕЕВ. Что – Ильин?

ТАМ АРА. Он тоже в Подгорске?

ТИМОФЕЕВ. Нет, Ильин – он, не знаю где.

ТАМАРА (что-то поняла). Так.

ТИМОФЕЕВ (в трубку). Да, Тимофеев… Ладно, я тебя слышу хорошо, говори… Так… Порядок… Уже договорились… Уже!.. Глухая тетеря… Буду двадцатого, вышли машину… Все, бывай. (Повесил трубку) А вы, собственно, кто ему будете, жена?

ТАМАРА. Я? Нет, просто знакомая.

ТИМОФЕЕВ. Сочувствую.

ТАМАРА. Чему же вы сочувствуете?

ТИМОФЕЕВ. Ладно, сейчас не время, как-нибудь на досуге.

ТАМАРА. А все-таки. Меня это интересует. Раз уж начали – договаривайте.

ТИМОФЕЕВ. Ничего я не начинал, не люблю вмешиваться в чужие дела.

ТАМАРА. Может быть, вы намекаете, что он безалаберно живет?

ТИМОФЕЕВ. Странная вы женщина, ни на что я не намекаю.

ТАМАРА. Или вы намекаете, что он неуравновешенный человек, вспыльчивый, что его даже из института исключили, так он не виноват. Этого декана, которому Саша тогда нагрубил, его и сейчас все студенты не любят… Ну, хорошо, если даже тогда Саша совершил ошибку… Но он правильно говорил: «Заслуга не в том, чтобы не делать ошибок, а в том, чтобы вовремя их исправлять».

ТИМОФЕЕВ. Что же не исправил?

ТАМАРА. А вы ему завидуете?

ТИМОФЕЕВ. Чему же завидовать, любопытно.

ТАМАРА. А зато… А зато он талантливый! Его даже в школе называли «химик-гуммиарабик» – такие у него были способности! И в институте не вы ему помогали, а он вам!

ТИМОФЕЕВ (усмехнулся). Помнит.

ТАМАРА. Он не хвалился, просто к слову пришлось… Теперь я понимаю, почему он от меня ушел. Ничего не объяснил. Все-таки обидно. Обо мне совсем не подумал. И вот я за ним бегаю. Вы скажете, что я унижаюсь. Может быть. Но ведь я не о себе думаю, а о нем! Хотя так, наверно, всем кажется.

ТИМОФЕЕВ. Ну, успокойтесь, успокойтесь, будет вам…

ТАМАРА. Я ведь, в сущности, живу одна. В будни ничего – работа у меня интересная, ответственная, все время чувствуешь себя нужной людям. А в праздник плохо. Никуда идти не хочется. Все парами, парами, только ты одна. Один раз еду в трамвае и думаю: «Вот бы ехать, ехать, никуда не приезжать». Представляете? А дома так вдруг худо сделается, что вот пол натерт, и все на месте… Расшвыриваешь вещи по комнате, а потом от этого еще хуже, опять порядок наводишь. (Застегнула пальто.)

ТИМОФЕЕВ. Шея-то открыта, надует.

ТАМАРА. Ничего. Шарфик куда-то делся.

Тимофеев снял с вешалки шарф, накинул ей на шею.

Что вы? Зачем?

ТИМОФЕЕВ. На память.

ТАМАРА (возвращает). Не надо.

ТИМОФЕЕВ. Подождите, я вас провожу.

ТАМАРА. Не надо.

ТИМОФЕЕВ. Хоть адресок оставьте, что-нибудь узнаю – зайду скажу.

ТАМАРА. Адрес простой: Восстания, двадцать два, квартира два. Запомните? До свидания.

Тамара ушла. Тимофеев, хмурый, сидит на сундуке, закурил. Из комнаты вышел Ильин. Смотрит на Тимофеева молча.

ИЛЬИН. Да, забавная ситуация…

ТИМОФЕЕВ. Куда забавней.

ИЛЬИН. Помню, ранило меня – трясусь в медсанбатской машине, прижался к борту. Осколок попал в легкое, чувствую: чуть наклонишься – и кровь хлынет горлом. Так, думаю, долго не проживешь, гроб. И только одна мысль была в голове: если бы мне разрешили прожить еще один год. Огромный год. Миллион вот таких бесконечных минут. Что бы я успел сделать за этот год! Я бы работал по шестнадцать, по двадцать часов в сутки. Черт его знает, может быть, я сумел бы сделать что-нибудь стоящее!.. (Сморщился, замотал головой.) А ты красноречиво описал. Сволочь все-таки.

Тимофеев не отвечает.

И зачем ты, объясни ради всего святого, рассказал ей свою биографию? Какое ей дело до того, главный ты инженер или не главный? Да еще в Подгорске? К чему ей твой адрес? Почему ты не рассказал заодно, какая у тебя зарплата и сколько у тебя было знакомых женщин? Я тебя что просил: скажи – никого здесь нету, ничего не знаю. Простая вещь. Нет, надо же тррр… тррр… Трепло!

ТИМОФЕЕВ. Я в жизни никому не врал. Не умею, и больше ты меня не заставишь!

ИЛЬИН. Не ори, стариков разбудишь.

ТИМОФЕЕВ. Вот мой совет: беги за ней, валяйся в ногах.

ИЛЬИН. Исключено.

ТИМОФЕЕВ. Почему?

ИЛЬИН. Видишь ли, есть женщины с ямочками на щеках, есть без ямочек. Тамара – единственная женщина в мире с ямочкой на одной щеке.

ТИМОФЕЕВ. Не балагань.

ИЛЬИН. Понимаешь, я ей наврал. Брякнул, что я главный инженер. Ну, знаешь, я ведь раньше в ее глазах был этакий Менделеев, не стоит, думаю, разочаровывать. Потом смотрю – дело-то серьезней, чем я предполагал. Рано или поздно карты придется раскрыть. Что делать? Сознаться. А позор? Пускай лучше думает, что я этакий отчаянный, безрассудный, ну, непрактичный – это женщины прощают. Надоело, говорю, все это, махнем куда-нибудь к дьяволу на Север… Вот, если бы она согласилась, я бы и взял ее к себе, а потом бы как-нибудь обошлось. Так нет, сначала ей надо выяснить, рассудить, вникнуть во все обстоятельства моей жизни. А я не хочу, чтобы она вникала! Я имею право жить, как мне нравится, и ни перед кем не отчитываться. В том числе и перед тобой. Обличитель! Из высших соображений плюнул женщине в душу. Гордись! И вообще ты мне надоел, я от тебя ухожу.

ТИМОФЕЕВ. Куда же ты сейчас пойдешь – ночь!

ИЛЬИН. Не погибну. (Надел пальто, ушел.)