Мурзавецкий. Вот превосходно, вот превосходно! Однако ж меня ловко оклеветали перед вами.
Мурзавецкая. Где уж клеветать, про тебя правду-то сказать, так люди стыдятся. Да чего и ждать от тебя? Из цирка выгнали…
Мурзавецкий. Позвольте, ма тант!
Мурзавецкая. Молчи! Уж не болело б у меня сердце, кабы за молодечество какое-нибудь, ну растрать казённые деньги, проиграй в карты — все б тебя пожалели, а то выгнали свои же товарищи за мелкие гадости, за то, что мундир их мараешь…
Общение происходит в совершенно определенной схеме — моменты восприятия и оценки смазаны; не фиксированы драматургом. Зато преобладает момент чрезвычайно активного воздействия на собеседника. Такой акцент в схеме общения можно объяснить также стоящей перед Мурзавецкой задачей. Она должна поправить свои финансовые дела. Племянник же занимает важное место в ее интриге. Его надо основательно «собрать» к предуготованной ему роли.
В доме появляется вызванный Мурзавецкой Чугунов, управляющий поместьем соседки Меропии Давыдовны, молодой вдовы Купавиной, у которой после смерти мужа осталось прекрасно налаженное хозяйство. [8]
Чугунов. С праздником, Меропа Давыдовна.
Мурзавецкая. Здравствуй, Вукол Наумыч! Садись.
Чугунов. Ручку позвольте, благодетельница!
Мурзавецкая. Посылала. Дело у меня важное, Вукол, дело большое; третью ночь я об нем думаю, да не знаю, как расположиться-то на тебя, поверить-то тебе боюсь.
Чугунов. Да разве у меня совесть подымется против благодетельницы…
Мурзавецкая. У тебя совести нет.
Чугунов. Нельзя совсем не быть, матушка-благодетельница. Все уж сколько-нибудь да есть.
Мурзавецкая
Чугунов. Ну, как вам угодно, как вам угодно, спорить не смею. Я только одно скажу: вы у меня после Бога…
Мурзавецкая. Лжешь.
Чугунов. И не знаю я за собой греха против вас.
Мурзавецкая. Потому что боишься меня, знаешь, что я могу тебя и с места теплого турнуть и из городу выгнать, — проказ-то немало за тобой; и придется тебе в волостные писаря проситься. Да ведь у меня недолго, я как раз.
Чугунов
Мурзавецкая. Садись!