Актеры-любители

— Какъ только замтишь, что Любовь Андреевна собирается куда нибудь уходить — сейчасъ придти и сказать мн. Слышишь?

— Слушаю, барыня.

— Да карауль со хорошенько. Уйдетъ безъ моего вдома — ты ужъ такъ и знай, что я тебя сгоню.

— Да вдь ихъ разв удержишь, ежели он…

— Не разсуждай!

Затмъ въ голов Дарьи Терентьенны мелькнула мысль, что Люба можетъ уйти изъ дома и въ ея, Дарьи Терентьенны, плать, а потому она заперла и свое верхнее платье на ключъ. Когда она несла свое платье, ей встртился Андрей Иванычъ.

— Вотъ до чего довела двченка: платье приходится убирать, сказала она ему.

— Да этимъ не удержишь. Захочетъ убжать, такъ и безъ верхняго платья убжитъ, отвчалъ тотъ.

— Въ морозъ-то? Ну, вотъ еще.

— И на морозъ не посмотритъ.

— Да что-жъ ты меня пугаешь! Сказать разв гувернантк, чтобы та за своей шубкой приглядывала? А то чего добраго Любка въ чужой шуб…

— И это не поможетъ, Не то нужно длать.

А Люба въ это время еще спала.

Началось утреннее чаепитіе. Битковы сидли другъ противъ друга и молчали. Разговаривала только маленькая дочка Катя, сидя около гувернантки. Гувернантка обратилась къ Андрею Иванычу, прося его купить для Кати какія-то учебные предметы, но Дарья Терентьевна перебила ее, проговоривъ:

— Теперь ему не до этого. Пойдете съ Катей гулять и сами ей купите, что надо. Я дамъ деньги.

Когда гувернантка съ двочкой вышли изъ-за стола, Дарья Терентьевна пристально посмотрла мужу въ глаза, подмигнула ему, сдлала тяжелый вздохъ и произнесла:

— Вотъ дла-то!

Андрей Иванычъ молчалъ.

— Надо что-нибудь длать, однако… опять проговорила Дарья Терентьевна.

И на это отвта не послдовало.

— Что-жъ ты молчишь, Андрей Иванычъ! возвысила она голосъ.

— Молчу, потому что вчера еще ршилъ, что длать.

— Потакать двчонк? Нтъ, нтъ, на это ужъ я ни за что не согласна.

— И ты должна быть согласна. Надоло ужъ мн все это!

— Пошлешь за мальчишкой и поклонишься ему? Ахъ, отецъ, отецъ! Взглянись въ зеркало, вдь ты ужъ старикъ, а хочешь унижаться передъ двчонкой съ мальчишкой. Неизвстно кого принять въ свою семью я несогласна.

— Сказалъ, что будешь согласна — и будешь!

Голосъ Андрея Иваныча былъ строгъ.

— Нтъ на это моего благословенія, не дамъ я своего благословенія! все еще не унималась Дарья Терентьевна.

— А я теб говорю, что дашь.

Андрей Иванычъ двинулъ стуломъ и вышелъ изъ-за стола, а черезъ полчаса ухалъ къ себ въ контору.

А Люба хоть и проснулась къ полудню, но съ постели такъ и не вставала. Горничная принесла ей въ комнату завтракъ и кофе. Кофе Люба выпила въ постели, а до завтрака не дотронулась. Дарья Терентьевна раза четыре приходила къ ней, чтобы осыпать ее бранью и упреками, но въ отвтъ ей Люба не проронила ни слова.

Такъ время прошло до обда. Къ обду явился домой отецъ и прямо прошелъ въ комнату дочери.

— Все еще валяешься? сказалъ онъ. — Вставай! Вечеромъ Плосковъ прідетъ. Я послалъ ему записку.

Дарья Терентьевна присутствовала тутъ-же.

— Ты что это? Ты потакать? Все еще не одумался? Нтъ, нтъ, я не согласна! Ни за что не согласна! завопила она.

У Любы мелькнулъ лучъ надежды. Она измнилась въ лиц, но все-таки еще не вря своему счастію, отвчала:

— Ежели вызовете его, чтобы читать ему нотаціи, то я ни за что не встану и не выду къ нему…

— Вставай, вставай и выходи обдать. Никакой ему нотаціи не будетъ, а только попрошу его, чтобы онъ поскоре убралъ тебя отъ насъ.

— То есть какъ это? недоумвала Люба.

— Пустъ скорй беретъ тебя въ чемъ ты есть и внчается съ тобой.

— Папенька! Голубчикъ! радостно воскликнула Люба.

Она хотла вскочить съ постели, но вспомнила, что раздта, и опять потянула на себя одяло.

— Не радуйся, не радуйся, остановилъ ее Андрей Иванычъ. — Вдь приданаго за тобой я никакого не дамъ. Пусть содержитъ тебя чмъ хочетъ.

— Да и не надо намъ никакого приданаго, заговорила Люба.

— Это ты говоришь, а вотъ погоди, что онъ вечеромъ скажетъ!

— И онъ ничего не скажетъ.

— Ну, посмотримъ. Еще разъ повторяю, что, кром подвнечнаго платья, ничего я теб не сдлаю. Внчайся съ тмъ, что у тебя есть.

Дарья Терентьевна кусала губы и сжимала кулаки, но и она заговорила:

— Да нтъ, нтъ! Я и такъ не согласна! Ни за что не согласна. Взять безроднаго къ себ въ родню, видть бдность дочери.

— Насчетъ безродности оставь. Безродность его такая-же, какъ и у насъ съ тобой. Отецъ его купецъ, когда-то торговалъ, но раззорился, а теперь маклеромъ. Насчетъ бдности — бдности тоже не будетъ, а будетъ только недостатокъ. Ну, будутъ жить въ обрзъ.

— И на бдность, папенька, я согласна! воскликнула Люба.

— А ежели согласна, то вставай и выходи къ обду. Вечеромъ женихъ придетъ.

Андрей Иванычъ повернулся и вышелъ изъ комнаты дочери.

Минутъ черезъ десять Люба, уже одтая, вся сіяющая, выбжала въ столовую и бросилась къ отцу на шею, цлуя его въ лицо и бороду.

— Погоди радоваться-то… Возьметъ-ли еще женихъ безприданницу-то, сказалъ тотъ.

Отъ отца Люба кинулась къ матери, но та отстранила ее отъ себя:

— Не желаю я лизаться съ такой дочерью, которая идетъ на перекоръ вол родительской. Ступай прочь…

— Маменька! за что такая жестокость? опять приблизилась къ ней Люба.