Актеры шахматной сцены

Кто знает, быть может, эта ничья стоила нескольких выигрышей… Таль, наконец, стал сознавать, что в серьезных турнирах без выдержки, без терпения рассчитывать особенно не на что. Короче говоря, Таль мужал.

В конце 1955 года в Риге проходил полуфинал XXIII чемпионата СССР. В турнире выступали такие серьезные бойцы, как Болеславский, Корчной, Фурман, Борисенко, Иливицкий. Всего пять лет назад Болеславский играл матч с Бронштейном за право оспаривать у Ботвинника титул чемпиона мира! И вот девятнадцатилетний Таль как равный допущен в такое общество.

Таль никого не боялся, за доской для него не существовало авторитетов. Но только за доской! «В миру» Таль благоговел, например, перед Давидом Бронштейном, которого считал своим духовным учителем, перед Паулем Кересом, перед Рашидом Нежметдиновым, своеобразным шахматным умельцем и смельчаком, да и перед некоторыми другими шахматистами.

Нельзя считать случайным, что почти после каждого турнира Таль совершенно искренне считал, что кто-то другой играл лучше, чем он. После чемпионата 1957 года, например, победитель Таль публично заявил, что, по его мнению, Бронштейн играл в турнире сильнее всех и должен был по праву стать первым. После турнира претендентов Таль признал, что Керес в своих партиях превзошел всех – без исключения! – соперников.

Итак, до и после турнира Таль был полон почтительности к своим противникам. Но когда он шел с ними играть, то свое почтительное отношение оставлял на вешалке, вместе с пальто.

Счастливое качество! И благодарить за него Миша должен был в первую очередь отца. Доктор Таль, этот бывший петербуржец, воспитанный в лучших традициях старой русской интеллигенции, не имел привычки млеть перед именами.

– Министр и шофер – для меня только пациенты, – с гордостью говаривал он. – И каждого я должен лечить с одинаковым старанием. Никаких привилегий!

Эти свои взгляды доктор Таль постарался привить и Мише. Ему это удалось настолько блестяще, что он стал даже опасаться за характер сына. Но добрый доктор мог быть спокоен: мягкий, уступчивый, всегда готовый помочь товарищу, Миша ни к кому не проявлял неуважения, особенно к старшим.

Гроссмейстер Тартаковер однажды обронил афоризм: «В шахматах есть только одна ошибка – переоценка противника». На первый взгляд это звучит более чем парадоксально. В самом деле, так ли уж плохо отнестись к своему сопернику пусть даже с большей серьезностью, чем он того заслуживает?

Но помните рассказ О’Генри о талантливом боксере-неудачнике, который в уличной драке, не зная, с кем имеет дело, нокаутировал чемпиона мира, а на ринге, стоило ему услышать имя прославленного соперника, вконец терялся и бывал жестоко бит? В шахматах, где имена и звания действуют чуть ли не с гипнотической силой, далеко с робостью не уедешь.

Словом, Таль безгранично верил в свои силы. Эта вера в себя, этот оптимизм его таланта составляют одну из главных прелестей шахматного облика Таля. Именно дерзкая убежденность в том, что он вправе швырнуть перчатку любому турнирному бойцу, позволяла Талю действовать с таким риском, с такой бесшабашной удалью. Конечно, самоуверенность, готовность к рискованным экспериментам приводили в отдельных случаях к неудачам, но это были неизбежные и не очень ощутительные издержки стиля. Прибыль с лихвой окупала затраты.

Уже перед последним туром он обеспечил себе первое место! Несмотря даже на то, что его легкомыслие по-прежнему давало себя знать.

К встрече с Борисенко Таль готовился, например, в троллейбусе, по дороге на турнир. Разумеется, троллейбус не лучшее место для обдумывания дебютных экспериментов. И Таль очень быстро понял это. Хотя придуманный им ход был сам по себе не так уж плох, возникшая позиция требовала вдумчивой и очень планомерной игры, чего Таль не любил. В результате он ошибся и быстро оказался в тяжелом положении. Правда, ему удалось основательно запутать противника, вдобавок у того оставалось мало времени.

В цейтноте добродушный и симпатичный Борисенко, увлекшись, играл очень смешно – он жевал кончик карандаша, раскачивался, вдруг хватал себя за штанину и тянул ее. Смешливому Талю достаточно было половины этих жестов, чтобы расхохотаться. Он сидел, кусая губы и стараясь изо всех сил сохранить серьезность, чтобы не обидеть партнера. Кончилось тем, что Таль не сумел сосредоточиться на игре и последним ходом перед откладыванием партии подставил фигуру. Вмиг он посерьезнел, но дело было сделано – пришлось сдаться.