Активист. Теодор Бун расследует

Глядя на толстую стопку воскресных газет, мальчик думал — и ради чего только уничтожаются леса, но вскоре опомнился, удивляясь, почему он, Тео Бун, у которого практически умирает пес, а сам он две ночи провел на полу ветеринарной клиники, волнуется о переработке старых газет. Схватив пончик, Тео прикончил его в три укуса.

Мистер Бун поздоровался и спросил о собаке. В дверях появился доктор Коль в костюме и галстуке — он заехал в клинику по пути на воскресную обедню. Все передавали друг другу фотографии четырех арестованных и хмуро разглядывали их, молча вынося приговор.

— Бывалые типы, — сказал доктор Коль.

Тео в голову пришла одна мысль.

— Можно на минуту снимок Ларри Сэмсона?

Капитан Маллой протянул фотографию, и Тео ушел в смотровую. Взрослые проводили его взглядами.

Там было темно и пусто. Судья неподвижно лежал на столе. Тео включил свет и склонился над своим любимцем.

— Эй, дружище, — сказал он в мохнатое ухо. — У меня для тебя кое-что есть. — Он поднес к морде пса фотографию Ларри Сэмсона. — Вот преступник, который тебя побил. Его зовут Ларри, сейчас он за решеткой. Его посадят, Судья, этого гада с палкой, который считал себя крутым, избивая маленькую собаку. Он уже в камере. Мы победили, и на этом дело не кончится.

Но Судья не открыл глаза и не посмотрел на фотографию. Тео еле сдерживал слезы. Рука со снимком дрожала. Зажмурившись, он попросил Бога помочь бедному псу, который никому не делал зла. Его самый близкий друг жестоко пострадал, защищая хозяина. Господи, ну пожалуйста!

Шли минуты. Тео готов был сдаться.

Послышался звук, нечто вроде слабого рычания, будто пес прочищал горло. Тео открыл глаза, и почти одновременно через две узкие щелочки выглянули темно-карие радужки.

— Судья, ты очнулся! — выдохнул мальчик, подавшись еще ближе и едва не касаясь своим носом черного собачьего.

Судья приоткрыл глаза, будто разглядывая Ларри Сэмсона, затем зевнул и облизнулся. Тео положил снимок на стол и обеими руками принялся гладить собаку по спине, говоря без остановки.

Вошел доктор Коль.

— Так-так, похоже, Судья намекает, что его еще рано отпускать.

— Посмотрите, он очнулся! — сказал Тео.

— Вижу. — Доктор Коль осторожно снял капельницу и мягко пощупал опухшие места на теле собаки. Пес возвращался к жизни — он скулил и пытался шевельнуться. Его беспокоила шина на правой лапе, он не понимал, зачем она. Когда доктор Коль тронул лапу, Судья взвизгнул и дернулся.

— Ему нужно обезболивающее.

— Его надо накормить, — сказал Тео, не в силах сдержать волнение.

— Безусловно, но сначала дадим ему воды. — Доктор Коль приподнял Судью, поддерживая под живот.

Тео схватил металлическую миску, налил воды и поставил перед псом, который вылакал ее с такой жадностью, будто сто лет не пил. Он лакал, разбрызгивая воду, и пока доктор Коль им занимался, Тео высунул голову за дверь и крикнул:

— Он пришел в себя!

Помещение наполнилось людьми. Буны, доктор Коль, капитан Маллой и медсестры сбежались смотреть, как пес пьет воду. Доктор Коль наконец рискнул отпустить собаку, и Судья Бун стоял самостоятельно на трех здоровых и одной сломанной лапе. Выбритая голова опухла, вид у пса был такой, будто его переехал грузовик, но он был счастлив, улыбался и недоумевал, почему все вокруг плачут.

Судья явно шел на поправку.

Глава 17

Сквозь цокольный этаж старого, величественного здания окружного суда тянулся запущенный, пыльный коридор, откуда двери вели в заброшенные помещения. На двери самого большого зала была табличка: «Суд по делам животных». Сюда снесли всякое старье — разномастные складные стулья и видавший виды стол для судьи. Здесь клевали носом старенькие бейлифы, уже получавшие пенсию, и брюзжала старая, тугая на ухо секретарша. Начиная с первого этажа, залы были куда приличнее — Тео знал их наперечет. Больше всего ему нравился главный зал, где работал судья Генри Джентри, но и суд по делам животных Тео тоже любил: там не нужно быть юристом, чтобы выступать в ходе разбирательства. К тринадцати годам Тео уже одержал там несколько впечатляющих побед.

Тускло освещенный зал был заполнен настоящей рухлядью, зато судье Йеку до старости было далеко. Сорокалетний судья носил длинные волосы и бороду и предпочитал шелковой мантии и галстуку-бабочке синие джинсы и армейские ботинки. Он был модником и следил за собой. Йек здесь подрабатывал, изображая судью четыре дня в неделю, потому что больше ни один юрист в городе не хотел браться за эти дела.

Тео часто сюда приходил. Суд по делам животных работал с четырех до шести, со вторника по пятницу, и в списке назначенных к слушанию дел обычно попадалось что-нибудь интересное. Порой разбирательство шло медленно, и тогда Тео подсаживался к Йеку и болтал с ним о юриспруденции, университете, других юристах, слухах, бродивших по городу, а больше всего — о других процессах. Он жалел судью Йека, работавшего в маленькой конторе, которая, как говорили, почти не приносит дохода.