Активная сторона бесконечности

Гриф действительно собирался или улететь со мной, или же оторвать меня от себя когтями. Добраться до меня ему мешало то, что его голова была частично погружена вовнутрь туши. Его когти скользили по выпущенным ослиным кишкам и ни разу толком меня не коснулись. Также меня спасло то, что гриф изо всех сил старался освободить шею от моей хватки и не мог выставить когти достаточно вперед, чтобы по-настоящему нанести мне вред. В следующее мгновение Акоста рухнул на грифа, как раз в тот момент, когда кожаные перчатки слетели с моих рук.

Акоста был вне себя от радости.

— Получилось, получилось, малыш! — воскликнул он. — В следующий раз мы вобьем в землю палки подлиннее, чтобы гриф не смог их вырвать, и привяжем тебя ко всему сооружению.

Мы были дружны с Акостой довольно долгое время, пока я не помог ему поймать грифа. После этого же мой интерес к нему угас столь же таинственным образом, как и появился, и мне ни разу не представился случай поблагодарить его за все, чему он меня научил.

Дон Хуан сказал, что он научил меня охотничьему терпению в лучшее для таких уроков время, и прежде всего, научил находить в уединении то спокойствие, которое необходимо охотнику.

— Ты не должен путать одиночество и уединение, — сразу пояснил дон Хуан. — Одиночество для меня понятие психологическое, душевное, уединенность же — физическое. Первое отупляет, второе успокаивает.

За все это, сказал дон Хуан, я навсегда останусь в долгу перед сеньором Акостой, понимаю ли я долги так, как ее понимают воины-путешественники, или нет.

Вторым же человеком, перед которым я, по мнению дона Хуана, был в долгу, был десятилетний мальчик, с которым мы вместе росли. Его звали Армандо Велец. Подобно своему имени, он был чрезвычайно серьезным, чопорным, таким себе юным стариком. Я очень любил его за решительный и вместе с тем чрезвычайно дружелюбный характер. Он был из тех, кого не так-то просто было запугать. Драку он мог затеять в любой момент, но вовсе не был забиякой.

Мы любили ходить с ним на рыбалку. Ловили мы обитавших под камнями очень маленьких рыбок, которых нужно было доставать оттуда руками. Мы раскладывали пойманных рыбок сушиться на солнце и поедали их сырыми, иногда занимаясь этим целый день.

Мне также нравилось, что он был очень изобретательным, умным и одинаково хорошо владел обеими руками. Левой рукой он мог бросить камень дальше, чем правой. Мы постоянно в чем-нибудь состязались, и, к моему величайшему огорчению, он всегда выигрывал. Он как бы извинялся передо мной за это, говоря:

— Если я поддамся и дам тебе выиграть, ты возненавидишь меня. Это оскорбит твое мужское достоинство. Так что старайся!

Из-за его чопорности мы называли его «Сеньор Велец», но по обычаю той части Южной Америки, откуда я родом, сокращали «сеньор» до «шо».

Однажды Шо Велец предложил мне нечто довольно необычное. Начал он, естественно, с подначки.

— Ставлю что угодно, — сказал он, — что я знаю такую вещь, на которую ты не отважишься.

— О чем это ты, Шо Велец?

— Ты не отважишься сплавиться по реке на плоту.

— С чего бы это? Я сплавлялся по ней в половодье. Через восемь дней меня прибило к острову, и мне сплавляли еду.

Это была правда. Моим еще одним лучшим другом был мальчик по прозвищу Сумасшедший Пастух. Как-то нас в половодье прибило к острову, с которого мы никак не могли выбраться. Жители нашего городка думали, что прибывающая вода зальет остров и мы оба утонем. Они сплавляли по реке корзины с едой в надежде, что их вынесет на остров, как оно и вышло. Благодаря этому мы дожили до того момента, когда вода спала настолько, что они смогли подплыть к нам на плоту и перевезти нас на берег.

— Нет, я имею в виду другое, — сказал Шо Велец своим тоном эрудита. — Речь идет о том, чтобы сплавиться по подземной реке.

Он обратил мое внимание на то, что на большом участке своего течения наша река протекает под горой. Этот подземный участок всегда чрезвычайно привлекал меня. Местом, где река исчезала под землей, была зловещего вида пещера значительных размеров, всегда изобиловавшая летучими мышами и пропахшая аммиаком. Из-за сернистых испарений, жара и зловония местные дети считали ее входом в преисподнюю.

— Можешь ставить хоть свою чертову голову, Шо Велец, что я никогда в жизни и близко не подойду к этой реке! — вскричал я. — Проживи я хоть десять жизней! Надо быть совсем идиотом, чтобы сделать что-то подобное.

Серьезное лицо Шо Велеца сделалось еще более торжественным.

— О, — сказал он, — тогда мне придется сделать это одному. Мне показалось на минуту, что я смогу подбить тебя на это. Я был неправ. Признаю свою ошибку.

— Эй, Шо Велец, что с тобой? Какого черта ты полезешь в это пекло?

— Я должен, — сказал он своим хриплым мальчишеским голосом. — Видишь ли, мой отец такой же чокнутый, как и ты, за тем исключением, что он отец и муж. Шесть человек зависят от него. В противном случае он был бы сумасшедшим, как козел. Две моих сестры, два моих брата, моя мать и я зависим от него. Он для нас все.