— Когда это последний раз ты выступала, а? — ехидно спросила Эмбер.
— А тебя вышибли с Бродвея! — огрызнулась Конни. — Очухалась немножко и на коленях приползла в Голливуд. Только ты забыла, милочка, что в Голливуде нет места алкоголичкам и наркоманкам!
— Да прекратите же вы наконец! — взмолился Энгус. Он чувствовал, что просто не в силах укротить двух разъяренных женщин. Левая рука дергалась и подскакивала то вверх, то вниз. Он пытался придержать ее правой, но бесполезно. Вот она снова взлетела вверх и ударила по подбородку Софи, отчего у той сорвалась и отлетела в сторону верхняя вставная челюсть.
— Ведь это ты посылала мне эту мерзость! — воскликнула Конни, выхватывая из кармана измятый листок бумаги и размахивая им у Эмбер перед носом. То было третье послание, которое она получила утром.
— Да ты совсем рехнулась! — взвизгнула Эмбер и выхватила бумажку из рук Конни.
— Отдай сейчас же! — завопила та.
Но Эмбер метнулась в другой угол комнаты, да еще ухитрилась поставить на пути Конни препятствие — кресло. Но налетел на него Энгус, а не Конни. Перекувырнулся и рухнул на пол, сорвав при этом венецианские шторы. Магда бросилась к нему на помощь. Джил как ни в чем не бывало приглядывался к очередной булочке.
— «Дорогая Сьюзан Хейуорд, — начала читать записку Эмбер. — Почему бы тебе не поплакать сегодня и не напиться завтра? Да прежде чем я прострелю тебе твою паршивую башку, ты от пьянства сдохнешь!»
— Это вещественное доказательство! — вскричала Конни и, обогнув кресло, бросилась к Эмбер. Та едва успела увернуться.
— Может, и доказательство, но теперь ты его потеряла, — хладнокровно ответила Эмбер, щелкнула зажигалкой и поднесла язычок пламени к бумаге.
Конни налетела на Эмбер, и обе они покатились по полу, царапаясь и визжа, точно две разъяренные кошки, передравшиеся из-за «вискаса». Энгус окончательно запутался в венецианских шторах и беспомощно дергал левой рукой… Софи ползала на четвереньках, пытаясь отыскать вставную челюсть. А Джил спокойно доедал уже четвертую плюшку с вишнями.
И тут наконец появились санитары.
«Нет, на сей раз я окончательно потеряла голову», — думала Конни, уткнувшись лицом в подушку и пытаясь унять горючие слезы. Как могла она позволить этой ничтожной идиотке так завести себя? Неужели трудно было догадаться, что она не представляет никакой угрозы, просто промолчать, не обращать внимания на ее выпады?
Но разве не так же она действовала всегда? Достаточно вспомнить жизнь в Ньюарке. Конни всякий раз вставала на дыбы, если чувствовала, что затронуты ее интересы. А началось все со споров с матерью. Розе отчаянно не хотелось, чтобы дочь занималась шоу-бизнесом. Конни с завидным постоянством одерживала победы в этих схватках, но в глубине души опасалась, что когда-нибудь Роза возьмет над ней верх.
Споры и схватки и с Морти, и с личной секретаршей Эрикой, и, что самое худшее, с Джимми Перлсом, аранжировщиком, ставшим в конце семидесятых мужем Конни. Студийные звукотехники до сих пор вспоминали пятичасовую битву, развернувшуюся между Джимми и Конни, когда последняя вдруг решила, что «Впустите клоунов» следует исполнять в ритме босановы.
— Почему мне вечно приходится сражаться за свою точку зрения? — вопрошала она тогда.
— Да просто потому, что ты сама не слишком уверена в своей правоте и не желаешь прислушиваться к мнению других! — огрызнулся Джимми.
Но Конни продолжала вести политику, которую вкратце можно было бы сформулировать следующим образом: «Или по-моему, или пошел вон!» А потому неудивительно, что однажды, во время жаркого спора, разгоревшегося между ней и Джимми по пути к их домику на берегу моря, он вдруг притормозил у обочины и вышел из машины. Несмотря на все мольбы и призывы Конни, он продолжал шагать по шоссе, пока наконец не добрался до мотеля, где зарегистрировался, а на следующий день послал за своими вещами. Пять дней спустя он уже работал на Тину Тернер.
Разрыв после семи лет супружеской жизни лишь подтвердил худшие опасения Конни. Не было на свете мужчины, который мог бы понять и по достоинству оценить ее стремление к совершенству. Видимо, ей придется отстаивать свои убеждения в борьбе до конца жизни.
И вот к чему привела теперь вся эта борьба — к промокшей от слез подушке в реабилитационной клинике для звезд.
Вытерев платочком слезы, Конни достала из тумбочки мелочь и направилась к телефону-автомату. Возможно, у нее остался один, последний шанс.
Набрав «411», она нетерпеливо ждала, когда оператор снимет трубку.
— Говорит Терри, какой нужен город? — осведомился усталый голос.
— Палм-Спрингс, — ответила Конни. — Мне нужен номер телефона сиротского приюта «Дети Христа».
Она пыталась найти утешение в спиртном, потом в этой клинике. Почему бы не попробовать поискать его в религии?
— Давайте посмотрим правде в глаза, — сказала Эмбер и затянулась «Мальборо». — Я прошляпила своего «Оскара»!
— Вы действительно так считаете? — спросил Тед Гейвин. Вот уже час они беседовали в солярии клиники.