Актриса (СИ)

Нахлынули воспоминания, наверное, должна была обидеться и пойти поплакать у себя в комнате? Но мне было все равно. Тогда мне было всего семь лет. И вместо слез, истерик и крика я спокойно шла в свою комнату, садилась напротив зеркала и корчила рожи.

Я старалась понять эмоции. Скопировать. Со стороны это выглядело забавно — так говорили часто меняющиеся няни. Ведь они меня боялись. Странно… Как можно бояться ребенка, пусть он и не может проявить и выразить свои эмоции? А они боялись, даже иногда тряслись, когда я брала в руки ножик или другие острые предметы.

Время шло, я взрослела, но эмоции так и не проявлялись. Мать постоянно была то на гастролях, то на съемках, то на курортах с очередным хахалем. А я училась, старалась, зубрила… У меня была цель — получить золотую медаль, и я шла к ней. Было тяжело в школе, но у меня получалось скрывать отсутствие чувств. Некоторые считали это особенностью моего характера, другие называли странной. Но из-за моего статуса, опять-таки, боялись говорить это вслух.

У меня получалось реагировать на жизненные ситуации, как это делал бы эмоциональный человек. Я смеялась, старалась заплакать, кричала и злилась, только внутри ничего не менялось. Мне было интересно и любопытно — а какие на вкус эти эмоции?

Но, увы, я никак не могла помочь себе.

Однажды мать увидела вкладки в моем компьютере и приставила охрану, чтобы я ни в коем случае не обращалась ко всяким врачам. Из школы я сразу возвращалась домой. В редких случаях под охраной я могла пойти в клуб, но не могла понять его атмосферы. Кино для меня было обычным набором картинок, сменяющих друг друга.

Нормально для меня было как раз то, что я ничего не чувствовала. Мне и друзья были не нужны — не было потребности в общении, желании поделиться и посекретничать. Я рассказывала лишь по необходимости, если того требовал момент или желание подруг. Когда они ревели на моих коленях после расставания с очередным парнем, искренне завидовали моему хладнокровию и стойкости. Считали, что я независимая и целеустремленная девушка, что меня не могут задеть или обидеть чьи-то слова.

А я бы многое отдала, чтобы вот так, как они, полежать на коленях и изливать душу. Но в ней пустота, нет ни капли того, что испытывают они.

Поэтому мне приходится играть…

Ведь я — Актриса.

Если бы я не хотела злить мать, сразу побежала собираться в нежелании усугублять ситуацию и портить ее настроение. Привычно, не торопясь, потянула каждую мышцу. Разминая и растягивая. Я не могу сказать, что ощущаю боль. Скорее, внутри меня дискомфорт. Также и чувство голода, сна и усталость.

Поднялась с кровати и пошла в душ. Вымыв тело, надела халатик и спустилась к сидящей над тарелкой овсянки матери. Лицо ее скрыто волосами, и пока непонятно, в каком она настроении. Даже если хорошее, то спустя секунду она может бить посуду. Или же наоборот — вспомнит о распродаже и побежит, уже веселая, собираться за покупками.

— Знаешь, в чем твоя проблема? — Она зла. Видимо, ее бросил очередной хахаль, и мне придётся выслушивать нескончаемый треп о моем никчёмном и жалком существовании.

— Нет. У меня нет проблем.

Она вздрогнула и посмотрела на меня. Уже столько лет прошло, а она всегда удивляется моему поведению. А мне уже было не интересно смотреть на нее. Я принялась за еду, перебирая список дел, которые нужно сделать сегодня: заехать институт, отдать…

— Да как ты смеешь со мной разговаривать?

Хм… Либо я пропустила что-то важное и на автомате ответила, не заметив, либо моя мать свихнулась, и теперь дома у нас будет два психа…

— Когда? — Я развела руки, расширяя глаза и открывая рот в немом удивление. Дома я не слежу за своими действиями, но привычка играть на публике, изображая эмоции, уже прочно укоренилась. Мать гневно засопела — такое ощущение, что выпускает пар: ноздри ее раздувались, а губы плотно сжимались в тонкую линию. Такой — действительно разгневанной — она была редко, значит, и правда что-то случилось. — Повтори, пожалуйста, что случилось? — эти волшебные слова действуют благосклонно на людей. Вон и мать слегка оттаяла, по крайней мере, уже не так сопит.

— У нас проблемы. Меня преследует маньяк. Охрана всегда рядом, тебе нельзя ни с кем разговаривать, и не светись в прессе.

Она протянула телефон, показывая фотографию мужчины приятной внешности. Его русые волосы слегка тронула седина, которая не портила образ, а лишь придавала брутальность. Высокий и крепкий мужчина в дорогом костюме улыбался и был, видимо, счастлив. Он не походил на маньяка, по крайней мере, на фотографии. Может, это ее очередной любовник, и она таким образом хочет от него избавиться?

— Хорошо. — Она тут же спрятала телефон и долго всматривалась в мое лицо. — Что-то еще?

— Будь аккуратна, он опасен, — ее голос был приглушенным.