И именно, что мне. Потому, как я очень удивился бы, если б Михаил Лукьянович так же помнил и меня. Ведь это именно он был одним из тех «дяденек милиционеров», на которых мы с мальчишками в далеком детстве бегали смотреть. Да, нынче он не выглядел уже тем статным молодцом, с шапкой русых кудрей и так завлекательно смотревшейся для нас, мелких, кобурой на боку, но вот узнаваем оказался вполне. Сколько ему сейчас? Уже, чей поди, за пятьдесят хорошо…
– Вы по какому делу, товарищ? – меж тем воззрился на меня Михаил Лукьянович.
А я… перехватив графин в другую руку, а трость просто прислонив к себе, быстро надел фуражку и отдал честь:
– Старший лейтенант милиции Горцев к новому месту службы прибыл!
– Ой! – каким-то неестественно высоким голосом пискнула девушка, выхватила у меня из рук злосчастный графин и юркнула за спину начальника.
Ну – да, вид у меня с ним в руках, наверное, действительно был презабавным…
– Михаил Лукьянович, – не дрогнувшим и от малейшего смешка голосом, произнес на это мужчина, и протянул мне ладонь для приветствия.
Я был вынужден свою руку опустить и пожать ее в ответном жесте:
– Николай Алексеевич.
И только после этого тот представился по всей форме:
– Капитан Лаженцев, начальник районного отделения милиции слободы Бережково. Проходите товарищ, будем вас знакомить с новым местом службы, – и, развернувшись, направился вперед меня в комнату.
Я окинул помещение быстрым взглядом. Большое оно было и светлое – с четырьмя окнами, выходящими на улицу. Видно когда-то здесь располагалась столовая или гостиная. Так же на глаза первым делом попадался камин, отделанный зеленоватым мрамором и все те же, что и в передней, стенные деревянные панели, только не темного, а светлого дерева. По бокам от камина две двери – обе открытые настежь и показывающие входящему, что там-то комнаты уже не так хороши, как большая. Чем уж были оббиты их стены изначально, теперь и не скажешь – четкая полоса между темно-синей краской и побелкой, уходящей на потолок, подтверждала, что – все, помещения те нынче казенные и о былых прикрасах забыто давно.
Капитан проследовал к тому проему, что был прямо по курсу, а девушка уже разжигала примус на столике в левом углу и мостила на него чайник. Но рабочее ее место было явно не здесь, о чем говорили печатная машинка и стопка папок на другом столе, который стоял в противоположной стороне – как раз у двери, к которой устремился наш начальник.
– Проходите, Николай Алексеевич, вот ваше рабочее место. Мы с вами в одном кабинете располагаться станем… хотя, думаю, сидеть нам много не придется… особенно в ближайшее время. Дела в слободе у нас творятся нынче нехорошие. Ну, да вы и сами наверное знаете уже, чей в облотделе первичный расклад по обстановке вам дали…
С этими словами Михаил Лукьянович махнул мне рукой на один из столов, что стояли в той комнате, куда мы с ним и прошли. Печатной машинки на нем, конечно, не было, но вот пухлых папок и бумаг хватало. В общем, такое настоящее рабочее место – обжитое.
Да что я говорю? Так, собственно, и было. Всего-то четыре дня назад оно имело хозяина, который те дела не завершил…
Теперь вот, предстоит мне…
Товарищ капитан тем временем прошел к сейфу в тяжеловесных металлических завитушках, что высился возле второго стола, погремев ключами, открыл скрипнувшую дверку и достал оттуда пистолет в коричневой затертой кобуре. Но мне не подал, а сев за стол, положил оружие перед собой и прикрыл ладонью.
Понятно. Сначала формальности. И я, еще не успев приземлиться на собственный стул, прошел дальше и уселся на тот – для посетителей, у торца его стола, и подал свои документы. Да может, так даже и лучше – разговаривать будет удобнее.
– Лизанька! – позвал капитан. – Возьми тут пожалуйста, оформи все как положено, ну, ты знаешь…
Девушка тут же зашла, молча взяла мои бумаги и выскользнула из комнаты, при этом, прикрыв двери.
– Значит так, Николай Алексееич, дела наши не очень… я бы даже сказал – отвратней некуда, – покачал головой Михаил Лукьянович, – три убийства за последние десять дней на территории Бережковского района. И это не все… еще у нас бандиты завелись… да-а, банда, самая настоящая. Про это вам в области поди не говорили. У них там подобной мрази с самого начала войны не меряно. Когда весь советский народ поднялся против фашиста, когда женщины последний кусок не собственным детям приберегают, а фронту отдают, и старики в военкоматах пороги обивают, эта падаль отовсюду повылезала и норовит себе побольше оторвать! Да вот… – он запустил пятерню в седоватые кудри и не столько пригладил их, сколько подергал, – нас эта беда до нынешней весны миновала, но вот и в наши тихие края нагрянула…
– Так может, и убийства эти, их рук дело? – предположил я.