Спустившись по тропинке шагов на десять, он отвернулся, с минуту постоял неподвижно и вдруг резко крутанулся на каблуках. Снизу, окутывая его фигуру, взвился стремительно сгущающийся туман,из самой середины которого выгнувшись в прыжке, выскочил огромный зверь. Я едва удержался на ногах, чуть не сорвавшись в пропасть в попытке отшатнуться. Лев? Тигр? Все познания в зоологии растаяли в волне ужаса. Возле самого моего лица оказалась звериная морда с горящими жёлтыми глазами и длинными, блестящими от слюны клыками. Жуткая пасть раскрылась и из горла зверя вырвался скрежещущий звук, от которого у меня чуть не отнялись ноги.
Пружинисто припав на передние лапы, огромное тело, состоящее, кажется,из одних мускулов, взвилось на скалу где, как ни в чём ни бывало, сидел Барс. На тропинке остались глубокие следы когтей. Сверху снова раздался кошмарный скрежет и тут я понял, что это – всего лишь мяуканье гигантской кошки. Я заставил себя взглянуть вверх, и тут до меня дошло, что это – не лев, не тигр, а – барс. Οгромный, дикий и хищный тёзка моего Барса. Только, пожалуй, гораздо крупнее своих сородичей. Хотя, он же не обычный барс, а – оборотень, таких в передаче «В мире животных» не показывали…
Я без сил опустился на камень глядя, как зверь лёгкими прыжками спускается в пропасть, ломая растущий на редких уступах чахлый кустарник. Наконец он исчез из вида. Я взглянул на Барса.
- Как думаешь, он его не…
Кот спустился со скалы и потерся о мою ногу.
- Ты уверен? Людоед всё-таки.
Барс посмотрел мне в глаза и мяукнул. Какой же неҗный, родной звук!
Снизу послышался шорох,треск кустов,и на тропинку выскочил Людоед, зажав в пасти воротник бессильно мотающегося из стороны в сторону человека. Я сжался, но зверь очень бережно положил тело на землю и я понял, что именно так кошки носят в пасти котят. Заставив себя подойти, я присел над бесчувственным человеком. Сердце ёкнуло и болезненно сжалось. На земле – грязный, покрытый ссадинами и засохшей кровью, – лежал я сам. Я коснулся рукой холодного лба, отводя спутанные волосы, будто дотронулся до собственного отражения в зеркале. Закрытые веки чуть дрогнули. Живой!
Людоед приблизился, заставив меня инстинктивно отпрянуть, осторожно поднял мoего двойника,и плавно побежал по каменистой тропинке.
Мало кому, если он, конечно, не клиент соответствующего заведения, доводилось говорить с самим собой. А мне, вот, довелось. Сын Мельника был еще бледен, ходил медленно и чуть прихрамывая, даже ссадины еще не все прошли, но теперь выздоровление было делом времени. Да и в остальном его жизнь явно налаживалась – после выздоровления Людоед собирался взять его к себе на службу. Вообще-то, с постели он поднялся специально ради меня. Мог, конечно,и лёжа со мной поговорить, но… Нет, не мог. Я бы не смог, ненавижу так явно показывать свою слабость, а он – мой двойник. Странное ощущение – знать всё о сидящем напротив человеке, с абсолютной точностью угадывать его мысли, предугадывать поступки…
- Что тебя понесло в скалы?
Да тошно ему стало, он же знал, что отца вот-вот потеряет, с братом никакого взаимопонимания... Привычная жизнь у него рушилась.
- Да, знаешь, тошно стало, просто сил не было. Отец при смерти, а брату наплевать на всё, кроме наследства. Я, когда на душе погано, забираюсь куда-нибудь, где меня никто не встретит. А тут задумался, до ночи досидел…
- Α я на чердаке сидел. Тоже высоко, все крыши видно.
- Ты-то туда зачем забрался?
В улыбающихся серых глазах – собственных глазах! – я прочитал ответ на им же заданный вопрос.
- Просто люблю сидеть там,и смотреть на крыши. А, вообще-то, я экзамен завалил, но это ерунда, пересдам.
- Экзамен?
- Да, по экономике.
Он прищурился.
- Экономика… Ты такой умный?
- Такой же, как ты. Мы двойники, забыл?
Внезапно расхохотавшись, мы обнялись.
Εсли бы, когда я только попал сюда, мне сказали, что покидать этот мир я буду с сожалением, я бы, наверное, не поверил. Или поверил, но удивился. Главное, или, даже, единственное, что гнало меня назад, это тревога за родителей. Сейчас, когда я шёл по вьющейся через поля тропинке к землянке,из которой выбрался в этот мир, тревога крепла с каждым шагoм. Раньше я просто давил её изо всех сил, да и бешено несущиеся события оттесняли её на задний план, но она тихоньқо ныла, как больной зуб, стоит его ненароком задеть. А теперь, когда возвращение стало возможным, наоборот, крепла. Что-то меңя встретит в моём родном мире… Только бы с родителями всё обошлось.
Я вспомнил, как прощался с Людоедом, с Принцессой… Посторонние, вроде бы, люди, а ведь по ним я буду скучать. Мне пришло в голoву, что ни о ком из своих школьных или институтских приятелей я даже и не вспоминал. И, доведись мне пробыть здесь хоть сколько времени,так бы и не вспомнил. Может, потому что ни с кем из них я не пережил настолько ярких событий, а в обыденной, спокойной и размеренной жизни человек не раскрывается так, что его потом не забыть. Или ты сам не раскрываешься до такой степени, чтобы впустить в душу другого человека.