Акция

— Даже если, я повторяю, даже если мы сможем захватить компьютерную власть и организовать электронную забастовку, так ли легко и просто, как мечтается автору проекта, пойдут на переговоры власть держащие. Они будут опираться на замкнутых в себе числян, которые довольны спокойной и размеренной жизнью и боятся каких-либо перемен, несущих неясность будущего. В газетах на нас грязным потоком польются обвинения в анархии, в подрыве экономической и военной мощи государства. Разброд и метания в числянах выгодно использует верхний эшелон власти. Подготовив общественное мнение, правительство обопрется на армию и полицию. Есть еще такая проблема. Будем ли мы иметь моральное право вести за собой народ после захвата компьютерной власти? Ведь прорыв к рычагам управления потребует от нас отказа от многих декламируемых сейчас принципов. И неизвестно захотим ли мы тогда рисковать своим положением в обществе? Послышались возмущенные голоса.

— Что же нам прогнозировать варианты своего поведения на десять-пятнадцать лет вперед? Впервые предложена реальная программа действий и ее тут же, с ходу, отвергают. Занимаемся только говорильней. Дождемся, что когда-нибудь нас возьмут всех и прихлопнут, а мы ничего сделать не успеем. Фонд денежный даже ни разу не использовали!? Все чего-то ждем.

Шум в комнате общежития достиг апогея и некоторых, особо активных спорщиков, приходилось утихомиривать. Но словесные баталии, потлев некоторое время, опять вспыхивали ярким пламенем.

Я не ожидал, что разработанная мной концепция политической борьбы вызовет такой ожесточенный и непримиримый спор. Похоже, кружок последнее время стоял на перепутье, исчерпав предыдущие методы своей деятельности и не найдя новые, он находился в кризисном состоянии, и моя идея явилась катализатором к выплескиванию давно готовых вырваться наружу страстей.

В итоге мою концепцию отвергли и, честно говоря, я, как любой автор, наверное, обиделся бы, несмотря на призывы противников идеи достойно, по-числянски, принять поражение, но у меня в запасе имелась вторая задумка, интереснее первой.

Я поднял руку. Большинство студентов, еще не успев отойти от спора, замолчало, устремив свой взор на меня. Их взгляд красноречиво говорил, что ничего замечательного от меня они не ждут. Подождав, пока два последних спорщика перестанут накидываться друг на друга, как петухи, я произнес короткую фразу:

— У меня есть вторая идея.

Это заявление стало откровением для собравшихся. Они некоторое время размышляли: доспорить ли по старому вопросу или обсудить новую проблему? У самых нетерпеливых заиграло природное любопытство, и они буквально требовали кинуть им на растерзание мое новое детище. Наконец, стихли последние возгласы.

— Я могу высказать свою идею только штабу.

В руководящий штаб входило пять человек и большинство числян — студентов бурно отреагировало на мое предложение. Раздавались выкрики "это недемократично", "изгнать его из членов нашего кружка", кто-то протяжно свистнул. Собственно, другой реакции я и не ждал.

Собрание закончилось грандиозным скандалом.

17-я позволила мне проводить ее, но вела себя холодно и никакие мои попытки растопить лед не удались. Меня посетило несколько мыслей по поводу последнего заседания кружка. Демократичность собраний и невмешательство властей в деятельность студентов притупило их бдительность. Они духовно раскрепостились в кружке и даже малейшие тайны и недомолвки казались подозрительными и взятыми из несовершенного, реального мира. С одной стороны это было неплохо, но…

Во мне всю жизнь сидел ген осторожности, который вытравился, похоже, только за несколько месяцев до акции. К тому же, то что я хотел предложить штабу выходило за рамки теоретических споров и ни в какое сравнение не шло с моей первой идеей. Одно дело — теория, рассуждения, а другое — конкретные действия, между прочим, наказуемые в уголовном порядке и, видимо, к высшей мере.

Но разве ж можно все это объяснить существу женского пола, не желающему смотреть правде в глаза.

На прощание 17-я сказала, что я ей нравился, но после такого моего поступка между нами все кончено.

Грустный и подавленный я шел домой. Сильный ветер приносил издалека неприятные запахи. Погода, в последнее время, окончательно испортилась. Ненастный дождь оттеснялся в сторону сильной жарой, на смену которой прилетал ураган, сметающий все то, что было слабо закреплено или некачественно построено. Сильная стужа вдруг сменялась глубокой оттепелью с набуханием почек. Времена года стали причудливо вплетаться друг в друга, заставляя числян решать одну синоптическую загадку за другой. От всего этого веяло нестабильностью и неуверенностью в будущем.

Мои мысли перескакивали с одного фрагмента собрания на другой, но общей картины не получалось. Кусочки не склеивались. По большому счету я, пожалуй, был доволен, что не высказал свою рискованную идею. Ну ее в…