Актуальные проблемы Европы №1 / 2015

Keywords: separatism, secessionism, secession, varieties of separatism (secessionism), typology of separatist movements, types of separatism, European separatism, right to secession, classification of separatist movements.

Анализ и политическая оценка сепаратизма серьезно осложняются колоссальным многообразием этого феномена в его конкретных проявлениях. Корни, причины и условия возникновения, движущие силы и акторы, динамика, результаты и последствия – все это крайне многовариантно. Реальный сепаратизм еще более многолик, чем идеология национализма, с которой тесно связан сепаратистский «синдром». Не будет большим преувеличением сказать, что это явление почти столь же многообразно, сколь многообразен мир. В одной только современной Европе его палитра весьма широка. Недавние волны – постсоветская, балканская, западноевропейская, а теперь и крымско-новороссийская – добавили в нее и новые краски, и весьма противоречивый материал для обобщений.

Многовариантность сепаратизма, вероятно, объясняет дефицит обобщающих и сравнительных теоретических публикаций и практически полное отсутствие монографических исследований на эту тему. Есть немало работ об отдельных движениях, обширная литература по смежным теоретическим проблемам – теории нации и национализма, этническим конфликтам, концептам суверенитета, самоопределения, сецессии и др., теоретические разработки частных вопросов, яркие примеры публицистики. Но развернутая система теоретического рассмотрения сепаратизма в его многообразии, пожалуй, только начала создаваться.

Примечательным сдвигом в этом направлении стало появление в 2012 г. монографии Ф. Попова «География сецессионизма в современном мире» (5). В этой книге не только предлагается методика политико-географического исследования сецессионизма, но и систематизированно представляется весьма объемный концептуальный материал, довольно далеко выходящий за дисциплинарные рамки политической географии.

Теоретическую часть монографии сопровождает 400-страничная база данных, составленная автором по положению на первое десятилетие ХХI в. В этой базе фигурируют 199 «зон распространения сецессионизма» в мире. Из них 37 расположены в Западной Европе, еще 6 – на Балканах, 15 – в европейской части постсоветского пространства (в том числе 4 в России) (5, с. 224–620). В пяти из них, включая Чечню, Ингушетию и Аджарию, сепаратизм (сецессионизм)8 ушел с повестки дня еще в прошлом десятилетии. Ситуация вокруг Крыма и Донбасса, напротив, резко обострилась и приобрела новые конфигурации. Кроме того, те или иные квазисепаратистские тенденции имеются в разных российских регионах. Есть они и в Центрально-Восточной Европе, где некоторые автономистские движения (в румынской Трансильвании, населенных венграми районах Словакии, чешской Моравии) также не лишены сепаратистского потенциала.

Сравнивать и классифицировать движения под лозунгом отделения приходится исходя из отдельных критериев. Ими могут быть ключевые различия программы, сферы и характера проявлений, юридического и фактического статуса, типа организации и используемых методов, социальной и электоральной базы, идейно-политического профиля, исторических корней, причин и артикулируемых мотивов, внешних связей, а также иных типовых черт самих движений или параметров исторического и политического контекста.

Со своей стороны, Ф. Попов, используя некоторые из этих критериев, вводит целую сетку новых понятий, позволяющих четко детализировать и описать вариации сецессии с точки зрения политико-пространственных, территориально-правовых и других значимых параметров. Так, определяются разные варианты «фактической сецессии», включая такой чрезвычайно важный, по нашему мнению, концепт, как «побочная сецессия».

Термином «побочная сецессия» обозначаются любые ситуации, «когда отделение является побочным продуктом генетически отличного движения, преследующего иные цели, нежели смена суверенитета в пределах некой территории» (5, с. 37). Действительно, следствием внутренней политико-идеологической борьбы (в контексте противостояния двух мировых систем), а вовсе не сепаратистских стремлений, стали отделение Тайваня от Китая и разделение Кореи. Среди свежих примеров – образование талибами Исламского Эмирата Афганистана; распад Сомали; провозглашение уже в 2014 г. «Исламского халифата» на части территории Ирака и Сирии.

В ряд именно «побочных сецессий» вписывается, на наш взгляд, и феномен самопровозглашенных Донецкой и Луганской Народных Республик. Смута и вооруженный конфликт на Украине были порождены не русским (либо региональным) ирредентизмом, пребывавшим (за пределами Крыма) разве что в эмбриональном состоянии, а неприятием «майданной революции» населением Юго-Востока и глубокими разногласиями вокруг организации и геополитической ориентации украинского государства.