Особенно рельефно эсхатологическая геополитика ИГ проявляется в «бинарной топонимике» – накладывании коранических пророчеств на сегодняшнюю реальность – захваченные города, места сражений и т.д. (в подтверждение важной для вербовки новобранцев идеи близкого конца света) [Berger, 2015]. Например, современный сирийский город Дабик стал у ИГ кораническим Дабиком, с которым связан известный хадис о мусульманском Малахиме (аналог Армагеддона): «Последний час (истории) не прибудет, пока римляне не высадятся или в аль-Амаке, или в Дабике» [McCants, 2015, p. 98]. Не случайно свое сетевое издание идеологи ИГ назвали «Дабик». Для ИГ эта «бинарная топонимика» и использование коранической географии крайне важны с точки зрения ревизии регионального порядка на Ближнем Востоке, соотнесения его с традиционными исламскими концепциями размывания национально-государственных идентичностей. Стратегия коранической текстуализации объектов территориальной экспансии ИГ служит обоснованием онтологического статуса ИГ как единственного борца за ислам.
В-четвертых, ИГ отрицает саму идею международного сообщества в западноцентричном его понимании, поскольку опирается не на модель суверенного национального государства, а на заложенную в исламе концепцию уммы, т.е. сообщества мусульман, в рамках которого отсутствуют межэтнические или межгосударственные границы [Наумкин, 2006]. ИГ не только утверждает отсутствие разделения политики и религии, как в идеальной для него модели государства времен праведных халифов (632–661) [Saikal, 2008], но и предлагает альтернативные модели государственности, где суверенитет принадлежит не нации, а мусульманской умме12. Создавая свой «халифат» в «коранических границах», ИГ игнорирует принципы территориальной целостности существующих государств и их территориальный суверенитет [Mecham, 2015], тем самым демонстрируя свое отношение к западной системе суверенных государств на Ближнем Востоке – как к наносному явлению, не соответствующему исламской доктрине. Символическим подтверждением отрицания западной модели национальной государственности и гражданства служит показное сожжение иностранцами своих паспортов, после того как они присоединились к ИГ [French.., 2014; Wyke, 2014]. Сжигание удостоверений личности – это отказ от существующих маркеров национальной и государственной идентичности. Тем самым ИГ восстает против основ международного сообщества, как его определяли классики английской школы международных отношений – международного права, государственного и территориального суверенитета, равенства стран и индивидуальных свобод.
По многим параметрам ИГ не вписывается в модель современного государства – члена международного сообщества, однако его нельзя считать «средневековой сущностью». ИГ на подконтрольных территориях развивает вполне современные институты власти и социального обеспечения, облекая их в религиозные или квазирелигиозные формы (центры дауа13, институты шариата, департамент мусульманских услуг и т.д.). Синтезируя элементы современного западного национального государства и исламской традиции, ИГ постулирует единство религиозной сферы и общественной жизни во всей ее совокупности, осуществляет десекуляризацию политики. Все это придает ИГ модернистский и даже постмодернистский характер, заставляет искать параллели с эпохой террора Великой французской революции или политикой германского нацизма [McDonald, 2014].