Актуальные проблемы Европы №4 / 2017

Близость европейских зон нестабильности к турецким границам повышала заинтересованность Анкары в вопросах общеевропейской безопасности, которые воспринимались как проблемы не только исключительно ЕС, но и самой Турции (например, конфликт на Балканах трактовался не только как европейская проблема, но и как вопрос национальной безопасности Турции). Поэтому Турция так резко отреагировала на выведение ее в 1999 г. за рамки новой Европейской политики безопасности и обороны (ЕПБО) – основного элемента общей политики безопасности ЕС, восприняв это как угрозу своим национальным интересам в сфере обороны и дискриминацию своих прав как члена НАТО [Aykan, 2005, p. 352]. В представлении турецких политиков оптимальная стратегия обеспечения национальной безопасности должна была базироваться на кооперации со странами ЕС, что давало бы возможность решать вопросы обороны в более широком контексте. Именно ради такой солидаризации в борьбе с общими угрозами Турция проявляла в 1990-е и 2000-е годы настойчивость в отстаивании своего членства в ЗЕС и ЕПБО.

Первоначально принятие нормативной модели европейской безопасности, сформулированной в рамках ЗЕС и ЕПБО, носило для Турции по большей части инструментальный характер. Однако создание каналов тесного взаимодействия спецслужб и осуществление совместных операций способствовало ценностно-идеологическому сближению турецких военных экспертов и их европейских коллег, равно как выработке общего понимания и между турецкими и европейскими политиками. Активное участие Турции в миротворческих операциях ЕС (например, в Конго в начале 2000-х годов) отчасти отражало стремление Турции вестернизировать традиционное понимание национальной безопасности, формулируемое в категориях реализма [Oguzlu, G"ung"or, 2006].

За период 1990-х годов Турция, находясь в «окружении международных конфликтов» по периметру своих границ [M"uft"uler-Bac, 1996, p. 255], превратилась в «прифронтовое государство» для Запада, выстраивавшего новую парадигму безопасности в условиях нарастающей глобальной нестабильности постбиполярного миропорядка. Такое положение имело не только негативные последствия: оно давало ряд потенциальных преимуществ. Амбиции регионального лидера – именно такую роль политическая элита Турции рассматривала в качестве приоритета внешней политики – требовали обеспечения внутриполитической стабильности. Только при устойчивом и сильном правительстве Анкара могла претендовать на ведущие позиции в ближневосточной политике в целом и в вопросах выстраивания отношений Запада со странами региона в частности. В 1990-е годы подавляющее большинство западных политиков было заинтересовано в политически устойчивой и экономически успешной Турции, что напрямую совпадало с интересами турецкой политической элиты: они хотели видеть Турцию «оазисом стабильности» в крайне неспокойном регионе, естественной преградой на пути распространения региональных конфликтов и, наконец, главным проводником регионального сотрудничества на Ближнем Востоке [Uslu, 2000].

Роль Турции в обеспечении безопасности «коллективного Запада»: модель сотрудничества в борьбе с терроризмом в 2000-е годы

События 11 сентября 2001 г. и объявление войны международному терроризму изменили не только общие подходы к проблеме международной безопасности на Западе, но и отношение к роли Турции в ее обеспечении. США, принявшие основной удар террористических атак, стремились максимально задействовать в борьбе с терроризмом и региональными конфликтами обширную сеть военных баз на Ближнем Востоке. Внешнеполитическая доктрина Дж. Буша-мл. предполагала наступательную стратегию борьбы как с терроризмом, так и с режимами, игнорирующими нормы международного права в западной трактовке, что фактически означало прямое вмешательство в дела других государств и свержение лидеров, чья политика представляла реальную или гипотетическую угрозу для безопасности США [Jervis, 2003]. Еще одним приоритетным направлением внешнеполитической доктрины Дж. Буша-мл. было распространение демократии: международная безопасность ставилась в прямую зависимость от уровня ее развития («где нет демократии – там нет безопасности» [Wheeler, 2003, p. 187]), а растущий авторитаризм и нарушения базовых гражданских прав были объявлены главной причиной расцвета радикализма и терроризма на Ближнем Востоке [Lieber, Lieber, 2002].