Актуальные проблемы Европы №4 / 2017

Прогнозы турецких политиков о быстром падении режима Асада оказались нереалистичными: режим не прекратил свое существование «за несколько недель», как о том говорил тогдашний министр иностранных дел Ахмет Давутоглу [Davutoglu, Esad’a.., 2012], а турецким спецслужбам не хватило «трех часов, чтобы решить сирийский вопрос», как оптимистично заявляли некоторые крупные функционеры ПСР [Samil Tayyar.., 2012]. Большинство турецких политиков строили свои суждения о Сирии, основываясь на позитивном опыте налаживания двусторонних отношений с Дамаском в 1990-е и 2000-е годы, а дефицит специалистов по Ближнему Востоку в министерстве иностранных дел Турции, вызванный многолетней ориентацией на Запад с соответствующим подбором кадров и пула экспертов, лишал их качественной экспертизы по Сирии и другим странам Ближнего Востока. Оценки развития ситуации в регионе оказались ошибочными, прежний оптимизм в прогнозах сменился неопределенностью, что и привело правительство Турции к решению принять участие в гибридной войне против режима Асада с использованием джихадистов [Phillips, 2012, p. 5–6]. Попытки Турции оказать давление на Асада также не увенчались успехом: убежденность Эрдогана в своем влиянии на сирийского президента, с которым в 2000-е годы у него сложились хорошие личные отношения, также не оправдалась. Некоторые эксперты даже увидели в этом причину чрезвычайно жесткой позиции турецкого правительства. Исследователь Брукингского института Омер Ташпынар, объясняя внешнеполитическую линию Анкары, писал в 2012 г. о том, что Эрдоган «чувствовал себя обманутым» Асадом [Taspinar, 2012].

Однако при всей эмоциональности турецкой политики в ее ближневосточном направлении прослеживалась определенная логика. На стратегическом уровне это было стремление реализовать обозначенную в 2000-е годы идею превращения Турции в «центральную страну» макрорегиона Афро-Евразии [Speech delivered.., 2009], о которой заявлял Ахмет Давутоглу, едва возглавив турецкий МИД в 2009 г. Наращивание турецкого влияния на Ближнем Востоке должно было стать лишь одним из этапов большого пути. На тактическом уровне первоочередной задачей было решение курдского вопроса. В условиях разрастания гражданской войны сирийские курды, объединенные в рамках партии Демократический союз, выступили в качестве «третьей силы» сирийского конфликта, а их тесные связи с турецкими курдами вызывали тревогу властей Турции, опасавшихся эскалации напряженности в Юго-Восточную Анатолию [Harding, 2014]. Власти Турции были убеждены, что, удержав в своих руках власть, режим Асада неизбежно попытается использовать свои возможности воздействия на РПК (Рабочая партия Курдистана), чтобы дестабилизировать ситуацию на юго-востоке Турции. Весь предшествующий опыт турецко-сирийских и сирийско-курдских отношений только подтверждал верность подобных опасений: в 1980-е и 1990-е годы без малого на протяжении 20 лет лидер турецких курдов Абдуллах Оджалан скрывался от турецких властей в Дамаске, а РПК готовила своих сторонников в тренировочных лагерях в ливанской долине Бекаа, где сирийские и турецкие курды всегда тесно сотрудничали друг с другом. Все это не могло не вызывать беспокойство турецких властей, которые пошли на использование всех доступных средств – радикалов из «Джабхат ан-Нусры», боевиков из ИГИЛ и любых других джихадистских группировок, готовых бороться с курдами и Асадом, – в борьбе с сирийским режимом и вооруженными курдскими отрядами из партии Демократический союз и Курдского национального совета.

Еще одним индикатором качественной трансформации роли Турции в антитеррористической борьбе стало все более активное вовлечение Турции в поставки вооружения джихадистам. Если в начале 2010-х годов Турция поставляла вооружение лишь для сирийской «умеренной оппозиции», совсем скоро турецкие спецслужбы перестали делить противников режима Асада на умеренных и радикальных и стали осуществлять поставки оружия также и боевикам из экстремистских группировок. По данным аналитического доклада, подготовленного экспертами ООН в 2014 г., территория Турции активно использовалась для поставок вооружений для ИГИЛ и «Джабхат ан-Нусры» [The Islamic State.., 2014]. Анкара официально отвергала обвинения в сотрудничестве с террористами [Ankara refutes.., 2014], однако турецкие военные все равно вынуждены были признать, что Национальная разведывательная служба поставляла оружие «Аль-Каиде» [Tastekin, 2015]. Турецкое издание «Bir G"un» в начале 2015 г. опубликовало документы о задержании военной полицией грузовиков Национальной разведывательной службы с оружием, предназначавшимся для радикалов в Сирии [Arsu, 2015]. Как выяснило следствие, основываясь на показаниях свидетелей и задержанных водителей, груз представлял собой прямую помощь боевикам «Аль-Каиды», а поставки осуществлялись на регулярной основе [Uslu, 2014 b].