При установлении того, какие связи и отношения между единицами лексикона являются наиболее характерными, наблюдается определенный сдвиг акцентов. Так, Дж. Эйчисон [Aitchson 1996] отмечает, что традиционно имеет место тенденция отводить большое место связям между гипонимами и суперординатами (например, цветообозначения подводятся под ярлык «цвет»). Однако для ментального лексикона суперординаты не так уж важны за исключением отдельных четко очерченных случаев. Чаще координированные члены (когипонимы), а не суперординаты используются в качестве отсылки к категории: люди говорят скорее о «братьях и сестрах», чем о «детях одних родителей», о «дожде и снеге», чем о «выпадении осадков», и т.д. Наиболее важными для ментального лексикона автору представляются коллокационные связи (т.е. устойчивые словосочетания) и связи между координированными членами (когипонимами). К тому же исследования связей между словами показывают, что говорящие на родном языке помнят лексические единицы в контекстах, в тематических группах. Отсюда следует, что слова не настолько взаимозаменимы, как это принято считать. <...>
Е. С. Кубрякоеа
О МЕНТАЛЬНОМ ЛЕКСИКОНЕ: ЛЕКСИКОН КАК КОМПОНЕНТ ЯЗЫКОВОЙ СПОСОБНОСТИ ЧЕЛОВЕКА
(Кубрякоеа Е.С. Язык и знание. М., 2004)
Подчеркивая особую значимость когнитивного подхода в лингвистике, мы бы хотели отметить, что он позволяет подойти по-новому не только к определению языка – он ставится в один ряд с такими когнитивными способностями, как восприятие, внимание, память и т.п., – но и рассмотреть в этом свете по-новому главные черты его устройства и организации, а следовательно, дать более адекватную интерпретацию составным частям системы языка и их соотношению. По существующей традиции систему языка делят на лексику и грамматику, да и описание языка строят как противопоставляющее словарь синтаксису и морфологии. Сегодня, однако, надо пересмотреть наши взгляды на природу и функции лексикона, отстаивая не столько мнение о его противопоставленности грамматике, сколько, напротив, идеи их органичной связи, «перетекания» одного в другое и, конечно же, известной условности границ между ними.
Правильность или, по крайней мере, правомочность такой точки зрения на соотношение лексикона и грамматики становится особенно ясной при обращении к проблеме языковых способностей человека, при изучении речевой деятельности говорящих, при исследовании языковой личности как обладающей сведениями о языке, необходимыми для осуществления нормальной речевой деятельности по порождению и восприятию речи. Язык – это то, что дано в качестве особых способностей его носителю, это определенный объем ресурсов и средств, служащих проведению речевой деятельности, это то, что обеспечивает целую совокупность процессов, так или иначе связанных с вербализованными знаниями, – это не только порождение и восприятие речи, это и чтение, и письмо, и перевод, и некоторые другие разновидности деятельности. Именно в связи с этим и возникают вопросы о том, что представляют собой вербализованные знания, знания о языке и знания языка, в каком виде существуют эти знания в голове человека, как упорядочены и стратифицированы эти знания и каковы принципы этого распределения. Ответы на эти вопросы возможны только при условии выхода за пределы самой лингвистики и подключения ее к новой парадигме научного знания, именуемой когнитивной наукой и носящей ярко выраженный междисциплинарный характер. И, действительно, если структурные характеристики языка обусловлены такими факторами, как биологическое строение человека, особенности восприятия им мира, устройством его памяти и т.д. – а это, несомненно, так <...>, то представить эти характеристики силами одной лингвистики и невозможно.