Актуальный архив. Теория и практика политических игр.

Но мы отрицаем и демократическую мифологию, построенную на базе мифа об изначальной порочности так называемой административно-командной системы. Эти объяснения критики не выдерживают. Опровергать их сегодня, тратя на это время и силы, — значит «стрелять из пушек по воробьям», принижая уровень научного обсуждения. Верующие — пусть верят. Их разубедит жизнь. Мы же знаем, что тоталитарная система ничуть не менее эффективна, нежели любая другая. Мы знаем, что без командности не существует ни одна из систем управления. Мы знаем, что причины постигшего нас несчастья вообще по ту сторону экономики. И только убогий «манчестеризм», вульгарная материалистичность, свойственная вообще марксизму, но доведенная до химерических масштабов советскими его представителями в хрущевский и постхрущевский периоды, может видеть во всем последствия экономического несовершенства, последствия дефектов в системах, обеспечивающих производство и обращение товаров. Разумеется же, разговор должен идти о другом.

Вот почему рассмотрение административно-командного мифа (АКМ) мы будем производить именно с позиций антропологии, психоанализа, теории коммуникативных воздействий, где он являет собой сложную развернутую конструкцию, изучение которой имеет и практико-политический, и познавательный интерес. Ибо отражает главный интересующий нас предмет — сознание советской антиэлиты. И в той же мере, в какой научное содержание, экономическая схоластика, лежащие в основе указанного выше АКМа, исчезающие малы, — в той же мере, подчеркиваю, мифологический, антропологический, психологический объем этого мифа требует своего объективного раскрытия хотя бы на седьмом году «перестройки».

Анализируя этот миф как сложно выстроенный деструктор, мы увидим, что в основе его лежит мифический треугольник.

В вершине треугольника — тезис о том, что «за 70 лет нами выстроен антимир, мир абсурда, мир, в котором жить невозможно, унизительно и, в конечном счете, можно ли вообще говорить о какой-либо жизни?» (еще бы, без СКВ!). В качестве развития этого тезиса, был выдвинут в конечном счете лозунг «Так жить нельзя!», имеющий целый спектр психолингвистических значений и смыслов.

В основании того же треугольника мы имеем два равноценных и взаимоисключающих (что характерно для мифоконструкций) утверждения.

Утверждение первое состоит в том, что все строители антимира есть антилюди. Утверждение второе состоит в том, что все действия, осуществляемые в антимире, есть антидействия, но что все антидействия по отношению к антимиру есть действия.

Рассмотрим теперь, как «работает» эта триада в традиционном сознании. Вначале происходит адификация (от слова «Ад») государства и общества, что как бы и означает построение «Ада земного»…

Логика при этом типично марксистская: коль скоро не удалось построить Рай, то построенное есть Ад. Третьего не дано!

Весь спектр проблем пропускается через узкий схоластический фильтр. Методы анализа общества, отвечающие современным требованиям, сознательно не применяются. Принципы описания — притчевые, морализаторско-доктринерские, адресующие к теологическому лубку. Все это резонирует с подсознанием, в котором черно-белая реальность всегда вытесняла собой любые картины, основанные на сложности гамм и обилии цветовых и световых переходов.

Национальный архетип осознается с точностью, делающей честь. Потребность в эсхатологии, в борьбе Света и Тьмы, в изначальном протесте против греховности сущего, учтена и использована, как говорится, «на все сто». Столь же полно использована и податливость на лесть, свойственная нашему культурному стереотипу.

Предполагается, что каким-то странным образом в сознании читателя все-таки существует неискаженная система нравственных и смысловых координат, позволяющая читателю с помощью автора вырваться за пределы адосферы. Хотя если это возможно с помощью публицистических сентенций, то в чем же Ад? И где его главное свойство — непроницаемость, замкнутость, в силу которых его обитатели должны «оставить упования»? Ответ в том, что автор — «титан мысли», а читатель — «герой». Такой ответ спасает (причем весьма легкой ценой!) тот героический тип саморефлексий, который был столь привычен советскому человеку на протяжении всего предшествующего периода. Раньше он был «героем деяния», «построителем светлого мира», теперь он… «тоже герой!», «сознатель и осудитель». И — читатель с восторгом принимает рассуждения автора.