Аку-Аку

Ровно в полночь я вошел в домик Атана. Он открыл мне сам, и первым, кого я увидел в неверном свете свечи, был человек с черепками — мой старый «недруг» Андрес Хаоа. Небритый, взлохмаченный, глаза воспалены… Он вскочил на ноги, обнял меня, называя братом, и заверил, что сделает для меня все. В маленькой комнатушке стало тесно от громких фраз. Добряк Атан напыжился и начал кичиться своей мала. Это он спас нашу дружбу, благодаря ему мы встретились снова. Свою мана он унаследовал от матери. Хотя он был младший, она любила его больше других детей и передала ему всю свою магическую силу. Атан рассказал мне, что Андрес Хаоа едва не помешался при виде моего подарка. Сам Андрес признался, что всплакнул от радости, получив подарок и услышав послание мира и дружбы. Ведь он попал в ужасное положение в тот раз, когда принес мне черепок настоящего маенго. Я тотчас потребовал, чтобы он показал, где найден черепок, но он не мог мне показать свою родовую пещеру! И пришлось повести нас в другое место, чтобы мы не проведали о ней. Объяснение Андреса показалось мне правдоподобным. А теперь, продолжал он, послушав рассказы Атана, он готов дать мне «ключ» от пещеры, чтобы я сам увидел кувшины. Только сначала надо расположить в мою пользу младшего брата, а он тверд как кремень. Ведь он заведует пещерой, отец ему передал «ключ», и аку-аку живет у него в доме. Когда Андрес сегодня вечером зашел к нему и предложил отдать «ключ» сеньору Кон-Тики, он страшно рассердился.

— Пошли вместе к его брату, — сказал Атан. — Наша объединенная мана поможет нам уговорить его.

По случаю приема у губернатора я был одет в легкий белый костюм, но у меня были с собой штаны и рубаха защитного цвета. Я переоделся, потом мы вместе покинули дом и, крадучись, вышли из деревни на север. И чем дальше, тем пламеннее становились произносимые шепотом уверения в дружбе и братстве. Атан выражал беспредельную веру в нашу объединенную мана и клялся, что из нас двоих он более чистокровный норвежский «длинноухий». Оба поучали меня, чтобы я был начеку и не попался в ловушку: если младший брат Андреса Хуан Хаоа предложит мне «ключ» от пещеры, я должен сказать «нет!» и скрестить руки на груди. Вот когда он передаст «ключ» старшему брату, я могу принять его из рук Андреса, говоря «спасибо».

На пустынной поляне за деревней мы остановились перед высокой каменной оградой, за которой тянулись к луне блестящие большие банановые листья и стоял беленький каменный домик. Дом был без окон и казался нежилым — этакая обитель привидений. Через ограду вел прогнивший перелаз со сломанными ступеньками.

Маленький Атан расправил плечи — он первым войдет и предупредит о нашем приходе. Уныло заскрипел перелаз, и вот ужо он стучит в дверь, медленно и осторожно. Мелькнул луч света: Атан вошел.

Мы прождали его пять минут. Наконец он вышел и вернулся к нам, страшно расстроенный. До чего же непреклонный и упрямый человек, этот младший брат Андреса! Надо идти всем троим и воздействовать на него нашими объединенными аку-аку. Мы перелезли через ограду и вместе подошли к домику. Я вошел первым, мои спутники — сразу за мной.

В скудно обставленной комнате — белый крашеный стол и три маленькие скамейки — стояли, вызывающе и враждебно глядя на нас, два суровых типа. Да, с ними шутки плохи… Одному было на вид лет тридцать с небольшим, другому — за сорок.

Я поздоровался; они бесстрастно ответили тем же, но не двинулись с места. Младший гордой осанкой и каменным лицом напоминал индейца из американского кинофильма. У него были колючие черные глаза и темная жесткая бородка, такая же, как у стоявшего позади меня брата. Надо сказать, что борода на Пасхи — редкость, хотя и бургомистр, и Атан, и многие другие щеголяли усами. Угрюмый бородач стоял, расставив ноги и сунув руки за пазуху, так что грудь частично обнажилась. Пристально глядя на меня из-под опущенных век, он звонко и раздельно произнес, будто в трансе:

— Смотри на моего аку-аку. Это дом аку-аку.

Теперь только бы не промахнуться — по лицам этих ребят было видно, что мне предстоит серьезное испытание.

— Знаю, — отозвался я. — Я вижу.

Мои слова как будто вызвали досаду у Хуана Хаоа, он медленно подошел вплотную, с вызовом уставился мне в лицо и прошипел со скрытым гневом:

— Покажи мне силу твоего аку-аку!

Очевидно, Атан не поскупился на краски, расписывая меня и моего аку-аку: все четверо ждали чуда. На лицах пасхальцев было напряженное ожидание, правда смешанное с подчеркнутым пренебрежением на бородатой физиономии Хуана Хаоа. Он казался пьяным, хотя был вполне трезв. Он довел себя самовнушением почти до транса. Он был сам своим аку-аку.

Я сделал шаг вперед — теперь мы едва не касались друг друга грудью — и напыжился, чтобы не отставать от противника.