Акула

— Какой же я дурак! — Он развернул лист другой стороной к себе, несколько секунд лихорадочно рассматривал рисунок, а потом улыбнулся так, как, наверное, улыбались бы хищники, давшие основу его фамилии, умей они это делать. — План колхоза «Советский». Вот и нужный дом отмечен крестиком. Эх, Лех, Леха, как тебе сейчас будет плохо! Если, конечно, не захочешь поговорить откровенно. Чувствую, ты много чего нам должен поведать…

25. Допросы

Карпатова взяли спокойно.

Акулов позвонил, представился человеком, который сидел в отделении милиции в одной камере с Сильным, сейчас освободился и готов передать сообщение.

— Выходи к углу дома, там встретимся. Он тебя описал, так что я узнаю. Если будешь один — подойду. Что-нибудь не понравится — извини, но встреча не состоится. И звонить больше не стану. У меня своих проблем хватает, чтоб еще в ваши встревать.

— Чего встречаться? Говори так, если ты меня боишься.

— Слышь, братан, я с «трубы» звоню, с чужой. Ты мне, что ли, заплатишь? Хватит жрать время, вытряхивайся из дома, или я дальше поехал. И не забудь сотку баков взять, мне Леха обещал…

Волгин предлагал на этом игру и закончить, скрутить Степану ласты сразу, как только он выйдет из дома, а еще лучше — встретить в подъезде, чтобы с максимальной отдачей использовать фактор внезапности. Но Акулов не согласился:

— Ты уже один раз внедрился? Так почему бы мне не попробовать?

— Думаешь, раз мы напарники, то и рожи у обоих должны быть разбиты?

— Анька в клетке сидит. А с косоглазым я как-нибудь справлюсь.

Карпатов выглядел таким спокойным, как будто являлся родным братом Макаровой. Красота досталась ей, но железные нервы они разделили по-честному. Стоял в указанном Акуловым месте, жевал резинку и не вертел головой по сторонам, так что у Сергея, наблюдавшего рандеву с безопасного расстояния, даже зародилось подозрение, не прикрывает ли его кто-то из братцев-спортсменов. Но все места, которые могла бы использовать группа поддержки, были пусты. Разве что «школьники» владели техникой ниндзя и, в нужный момент, могли восстать из-под земли, пугая случайных прохоэких своими черными балахонами и сверкающими мечами.

— Ты Степан? — спросил Акулов, подходя к рыжеволосому человеку, похожему на артиста Крамарова.

— Ну.

— Леха по полной программе влетел. Его крутят пo нескольким темам, самые главные — две бабы за городом и чмошник на чердаке. Доказухи навалом, так что ему не отвертеться. Просил передать, чтобы ты все прятал и драпал из города.

На мгновение Карпатов себя выдал. Он не прекратил жевать, не покраснел и не выругался; лицо— по-прежнему оставалось бесстрастным, но в глазах отразилось презрение: «Я подамся в бега, а он на меня всех собак навешает!»

— Ну, — сказал Карпатов с интонацией, быть может, чуть более печальной, чем прежде, и правый углаз его опять закатился под веко, а левый уставился на переносицу Андрея, и ни презрения к слабому другу, ни других мыслей больше в нем не читалось.

— Че ты «нукаешь»? Запряг, что ли? Я тебе все сказал, а ты сам решай, чего дальше делать. Сотку гони, и я пошел. Если хочешь, можно попробовать Дехе в камеру записку передать.

— А тебя из нее что, погулять отпустили?

— Слышь, дружище, ты так не остри. Не нужна помощь — откажись по-нормальному, прикалываться в другом месте будешь. Есть в том отделении старшина один, с которым можно договориться. У тебя самого ничего не получится, он и слушать не станет.

— А тебя, значит, станет? Знаешь, я не врубаюсь, о чем ты говоришь. Бабы какие-то, чердак…

—С Лехой я знаком, но про это вообще первый раз слышу. Или у него крыша съехала, или ты меня дуришь. Так что спасибо, брателло, что зашел, и до свидания. Денег, понимаешь, нет. Совсем нет Но ты звони, заходи. Появятся — я тебе, конечно, дам.

— Ладно, Степа. Пошутили, и хватит. Поехали.

— Куда?

— Догадайся с первого раза.

— Чего гадать? Я сразу понял, что ты мент, — Карпатов ухмыльнулся. — У меня на вашего брата глаз наметан. Хоть бы придумали что-нибудь новое.

— В следующий раз сочиним. Все слишком понятно, чтобы стоило лишний раз голову ломать. Да и устали мы, за вами гонявшись. Пошли в машину.

— А если не пойду?

— Куда ж ты денешься? Можешь, конечно, попробовать побрыкаться, но здесь не татами, разговор получится коротким. Только лишнюю статью себе привесишь. Правда, при том наборе, что уже есть, большой роли она не сыграет.

— Я ни в чем не признаюсь.

— Никогда не говори «никогда»…

Задержанных допрашивали одновременно, но в разных кабинетах.