Акула пера в мире Файролла-11 Снисхождение

- Давайте по-другому поступим - мне почему-то стало очень грустно. С Мамонтом отсюда уходила не только приличная куча канцелярской чепухи, с ним уходила эпоха - Давайте я с ними поговорю о том, чтобы вы остались.

- Зачем? - Мамонт нахмурился - Не надо с ними ни о чем говорить. Никифоров, я сам отсюда сваливаю, доброй волей. Меня никто не увольнял, я добровольно, без принуждения написал заявление об уходе.

- Но зачем? - не понял его я - Для чего? Если над вами не каплет, то стоит ли...

- Стоит, Никифоров, стоит - Мамонт начал выдвигать ящики стола, проверяя - не завалялось ли там чего полезного - Не хочу я, чтобы меня в какой-то момент турнули. Взбредет твоим хозяевам тебе приятное сделать, даже без твоего на то желания - и отправлюсь я за порог. Нет, лучше я сам, как полагается, с гордо поднятой головой. Тем более не на улицу ухожу, специалисты вроде меня без работы не остаются.

- Нашли что-то? - порадовался я за него.

- А как же - он нашел в одном из ящиков ручку, пощелкал ей и бросил в коробку - Газета, поменьше нашей, но зато там и служба не в пример спокойнее. 'Новости Юго-Запада'. Буду о высадке деревьев рапортовать, о встречах с депутатами. Хорошее место, чтобы встретить старость, так сказать.

Н-да, видно не так уж ты и нужен в мире печати, если в районную газетенку идешь.

- Семен Ильич - решил еще раз попытаться его уговорить я - Подумайте все-таки, а? Я с ними поговорю, никто вас не снимет и за порог не отправит, слово даю.

- Все - массивная ладонь привычно бахнула по столешнице - Сказано тебе - время пришло уходить. Не нуди!

- Плохо - негромко сказал я - Без вас здесь все будет не так.

- Не будет так, как при мне - будет как-то по-другому - изрек одно из своих (а может и чужих, заигранных) мудрых изречений он - Ты всяко не пропадешь, больно изворотлив. Не подумай, это я не критикую тебя, наоборот - хвалю. Времена сейчас такие, что по-другому нельзя. А если припрет, в чем я крепко сомневаюсь, но все-таки - если станет туго - приходи, устрою тебя корреспондентом у себя. Будешь школьные концерты освещать и про культурные мероприятия на открытых площадках писать. Ты хоть и алкаш, каких поискать, да и балбес порядочный, но парень неплохой. Не совсем ты сволочь, не то, что все остальные. Хотя я сам виноват в том, что в последние годы у нас тут, в редакции, нормальных людей не осталось почти.

- Да ладно вам - не согласился я с ним - А Петрова? А Севостьянов? Они ведь заходили, да? Так что зря вы.

- Да это я так - потер глаза ладонью Мамонт - Ладно, попрощался с наставником? Ну и вали к себе, до шести вечера - это мой кабинет. Расселся тут, понимаешь, как у себя дома.

- Спасибо вам, Семен Ильич - встав, протянул ему руку я - За науку, за то, что не дали скатиться в алкогольную пропасть, за... Да за все.

- Иди уже - он тоже встал и сцапал своей лапищей мою ладонь - И вот что. С хозяевами своими будь осторожен. Я ничего конкретного про них тебе сказать не могу, но нутром чую - что-то в них не то. Не знаю, что, не могу объяснить, просто чую. И про место корреспондента я не шутил, если что - звони.

Я потряс его руку и, больше не говоря ничего вышел из кабинета. А что говорить? Все уже сказано. Вот только внутри стало очень пусто, причем неожиданно для меня. Просто есть вещи, которые кажутся незыблемыми, они не могут менять своего места в пространстве. Волга впадает в Каспийское море, солнце встает на востоке, 'пифагоровы штаны' во все стороны равны. Где-то между солнцем и штанами в моей картине мироздания был Мамонт, который всегда сидел в своем кабинете, рычал, орал, брызгал слюной и забирал себе львиную долю гонорара за 'джинсу'. Он был - а теперь его нет. И я почему-то ощутил себя ребенком, которого мама поставила в магазине в очередь, а сама ушла за макаронами, которые забыла положить в тележку. Я точно знаю, что без него не пропаду и бояться нечего, но при этом ощущаю невероятную незащищенность перед этим миром. Понятное дело, что это секундное ощущение, что так на новость реагирует моя психика, и это нормально. И все-таки, все-таки... С другой стороны - можно ему позавидовать. Он ведь и впрямь ушел сам, красиво, если это можно так назвать. Да и из истории газеты он никуда не денется. Уже через неделю-другую он станет 'Мамонтом, который ушел', через год превратится в 'был тут шеф, по прозвищу Мамонт', а лет через пять, если кто-то из нынешних сотрудников еще будет здесь работать достигнет высоты под названием 'Да вы, молодые, жизни не нюхали, Мамонта не застали. Вот где была жесть!'.

Не отказался бы я от такой славы, только это вряд ли, харизмой не вышел, мелковат, жидковат. Меня забудут через пару дней, и максимум, на который я могу рассчитывать это: 'Никифоров, которого за какие-то заслуги на 'Вестник' поставили. И еще вопрос, каким место он этот пост заработал'.

Вот так про меня скажут. Досадно, но так и будет.