Акула пера в СССР

– Шо, опять? – схватился за сердце он. – И снова – на разворот? И в «На страже»?

– Это уже будет зависеть токмо от воли пославшей мя жены… – в тон ему принялся кривляться я.

Почувствовал: с Соломиным – можно.

– И что там? В прошлый раз было оружие, а теперь? Работорговля, наркотики, терроризм?

– Не. Бригадир Большаков со своими людьми выкапывает новопреставленных товарищей, раздевает, разувает, снимает ювелирку и выдергивает золотые зубы. Это всё реализует – про комиссионки знаю точно, остальное надо выяснять. Вечером закапывают – ночью выкапывают, а? Ну, и там мошенничество и вымогательство – по мелочи…

Глаза Соломина стали квадратными. Он даже чай отставил в сторону.

– Доказательства? – спросил капитан.

– А какие доказательства? Выкопайте Сивуху, посмотрите, в каком он виде. Ну и, возможно, диктофонная запись есть, но там ветер шумел, я не знаю, что получилось.

– Так это ты туда полез, потому что директора «Термопласта» хоронили? А откуда зацепка-то?

– Так мне мужик звонил в редакцию – Петя зовут. Рассказал про хамство и беспредел кладбищенских, я ему порекомендовал к Глинскому сходить, пообщаться. А потом он с проломленным черепом к Тихановичу в больничку попал… Вот я и начал потихоньку разбираться.

– Разобрался… Петр Васильевич Гапоненко вчера очнулся и дал показания. Ехал на велосипеде, колесо подвернулось на высоком бордюре – упал. Дело было на Болоте, тамошняя шпана велосипед сперла, но «скорую» вызвали. Про кладбище тоже рассказал – с Глинским они всё полюбовно решили, всё отремонтировали.

– …ять! – сказал я. – Выходит, попал пальцем в небо. Но факт остается фактом. Сивуху можете эксгумировать – и всё станет сразу ясно.

– Слушай, Гера… Ты это. Помалкивай пока про свои открытия. Сивуха из-под земли никуда не денется. Я с Приваловым поговорю – будем делать, как он скажет. Мы с тобой люди маленькие, щелкни пальцем – и нет нас. Тебе – мины вспомнят, по браконьерам прижмут, знакомства твои вот эти, приблатненные…. Кастет, опять же.

Ну и меня есть за что подцепить. Так что маучы, будзь хитрым! – на мове закончил он. – А запись эту свою прибереги. Если дадим делу ход – пригодится.

– А со мной теперь что будет? – спросил я.

– Эх, впаять бы тебе административку, чтобы не шарился там, где не следует! – погрозил пальцем Соломин. – Но, пожалуй, с тебя и одной ночи довольно. Советская милиция она что? Она – человечная! Человек человеку – друг, товарищ и брат, журналюга и мент – это как рабочий и колхозница, можно сказать… Понимаешь, к чему я клоню?

– А кастет отдадите?

– А ты не охренел?

Когда я уходил, то встретил в коридоре у самой двери того самого сержанта-конвойного. Он как-то странно метался туда-сюда, потом состроил злобную гримасу и вошел в дверь, на которой была намалевана буква М. С такой яростью ходить в туалет? Действительно, странно. Хотя… Может, у него геморрой?

* * *

– Тебя там Исаков ищет-бегает, а ты с ментами трешься! – выдала Фаечка, как только я зашел в редакцию.

Я и так был в состоянии довольно рассеянном: ночь в камере, потом – нагоняй от Таси (это еще стоило переварить, не люблю нагоняи), разъезды на такси по городу… И сразу – с корабля на бал!

– Поехали, поехали! – директор УТТ, как всегда прекрасный и белозубый, тащил за собой Старикова с языком на плече и фотоаппаратом на груди. – Ты где ходишь, Гера? Открытие базы через двадцать минут!

– Бегу, бегу, Владимир Александрович, дайте минуту!

– Тридцать секунд! Двадцать девять, двадцать восемь…

Я метнулся в кабинет, сменил батарейки в диктофоне, сунул новую кассету (ту, с записью с кладбища, по совету Соломина спрятал в месте… довольно неожиданном), прихватил блокнот и карандаш – и выбежал на улицу.

– …четыре, три, два… О, Белозор. Успел. Поехали! – Конечно, у Исакова не было шофера, и он гонял на служебной «Ниве», как таксист Даниэль из хорошо известного французского фильма.

Почему «Нива», а не «Волга»? Потому что УТТ. «Волга» – автомобиль замечательный, но в условиях полесского бездорожья и необходимости регулярно мотаться по отдаленным объектам Исаков отдал предпочтение полному внедорожному приводу. Расстояние от редакции до Озерной, где расположилась база управления, мы преодолели минуты за три, нарушив все правила и безбожно превышая скорость. Молодой директор только скалился и иногда ругался, выворачивая руль и выписывая немыслимые виражи, выжимая газ и дергая рычаг коробки передач.

– Всё, я – переодеваться, а вы тут ждите! Делегация вот-вот прибудет, – Владимир Александрович аки сайгак выскочил из «Нивы», хлопнул дверью и перемахнул через шлагбаум на проходной, ураганом ворвавшись в здание конторы.

– А я – блевать, – сказал Стариков и пошел в кусты.

Кусты были аккуратно подстрижены, газон – выкошен, заборчик сверкал свежей краской, и вообще, автобаза была в прекрасном состоянии. Может быть, потому что новая, а может – из-за того, что Исаков по-другому не может.

Стариков вышел из кустов, вытирая рот. Лицо его приобрело уже оттенок более живой.

– Меня никогда не укачивает, – сказал он. – С десяти лет. Этот Исаков – чудовище.

* * *