Акула пера в СССР

Ответственный секретарь развела руками. Я понимал. ОблЛИТ — это Областное управление по охране государственных тайн в печати, или Областное управление по делам литературы. Страх и ужас всех газет, журналов и издательств. До нас, районок, они доезжали редко, все больше областные печатные органы кошмарили, но и «Маяку» порой доставалось. Даже странно — чего так поздно? Учитывая мои, как выразился товарищ Ершов «эскапады», такой визит должен был состояться гораздо раньше! У меня-то было всё шито-крыто, материалы я всегда согласовывал — вон даже в ящике стола лежали все экземпляры с подписями: того же Привалова, Волкова, Исакова — да мало ли кого еще! С этой стороны я мог быть спокоен. Но и в этой, и в будущей жизни работать с проверяющими мне приходилось, а потому спокойствие вполне могло оказаться преждевременным — доколупаться можно до чего угодно и до кого угодно. Человек — скотинка несовершенная, косяки мы нарезаем огромными кусками, независимо от уровня интеллектуального развития, социального статуса и должности.

Весь в песке с солью, пыли и поту, я шагнул в свой собственный кабинет. Закатанные по колени тренировочные штаны, рваные кеды и майка — самый лучший наряд для беседы с ревизорами всех мастей, уж поверьте. Чем лучше вы выглядите — тем больший размер ожиданий у того, кто собирается вас отругать. А если у вас, например, карман торчит и штанина в носок заправлена — с таким чудилой и разговаривать не о чем… Правда, чудилу и воспринимать всерьез никто не будет, так что баланс, товарищи! «Главное — без фанатизма!» — как говорил мой дед.

— Товарищ Бело… — она запнулась о мой внешний вид и попыталась собраться с мыслями, а я использовал эти мгновения, чтобы понять, с кем имею дело.

Про таких говорят — канцелярская мышь. Но я бы сказал — железная леди! Строгий серый костюмчик в стиле Людмилы Прокофьевны из «Служебного романа», волосы — в узел на затылке, огромные очки на пол-лица, тонкая полоска крепко сжатых губ, и абсолютная уверенность в своей правоте и непогрешимости в желтоватого цвета глазах. Самый худший тип проверяющего.

— Да-да, товарищ Белозор, Герман Викторович, очень приятно… — Я протянул грязнющую ладонь для рукопожатия. — А мы вот посильно участвуем редакцией в благоустройстве города, приводили в порядок закрепленную за нами улицу Фурманова!

Она от неожиданности руку пожала, а потом принялась оглядываться, чтобы понять, обо что же можно вытереть ладонь? Стулья у меня были все деревянные, так что обивкой воспользоваться не получится, об шторы — совсем моветон… Я сжалился и вытянул из стопки на столе листок писчей бумаги.

— Возьмите… Что-то не подумал, уж простите… А вас как по имени-отчеству?

Кажется, сбить ее с толку удалось. Общаться со здоровенным, грязным и потным мужиком в майке-алкашке — это явно не то, на что рассчитывала товарищ из ОблЛИТа.

— Вера Павловна я, Уханова… — наконец товарищ ревизор собралась с мыслями и начала свою отповедь: — Вот вы сейчас сказали «мы». «Мы приводим в порядок улицу», и это просто замечательно, товарищ Белозор. А в статьях ваших почему-то сплошное яканье! «Я отправился с опергруппой», «товарищ Исаков сказал мне», «как я могу судить» — это что за мелкобуржуазный индивидуализм? В советской прессе принято писать «мы», не выставлять своё «я», у нас приоритет общественного над частным, неужели это нужно объяснять? Не по-товарищески это, не по-советски!

Та-а-ак, вот это заход! Ну я знал, что когда-то оно прилетит, но чтоб в таком ключе и прямо сейчас? Не рассказывать же ей прогонзо-журналистику? Усевшись за свой стол, мне удалось почувствовать себя несколько увереннее. Я почесал голову, и на бумаги, разложенные перед печатной машинкой, посыпался песок.

— Вера Павловна, вы мне сразу скажите: это официальная позиция ОблЛИТа, обкома партии, Министерства печати, какого-то еще вышестоящего органа или лично ваше мнение? — Если честно, во время работы мне напекло башку и соображал я с трудом.

— Группы ответственных товарищей, которые пристально следят за вашим творчеством, Герман Викторович, — она еще сильнее поджала губы. — Очень влиятельных товарищей.

— Мне очень приятно, что помимо Дубровицы мои материалы находят себе дополнительную аудиторию и в других городах и весях нашей Синеокой, честное слово… И тем более — среди влиятельных товарищей. Но, насколько я знаю, не существует никакого официального документа, который регламентировал бы применение местоимений в советской прессе…

— Да дело не в местоимениях, Герман! — Вера Павловна наконец вылезла из своих рамок ходячей математической функции и стала мало-мальски похожа на обычного человека. — У вас ведь и подача, и стиль такой — разговорный, как будто вы не в печатном органе публикуетесь, а на лавочке у подъезда беседы беседуете…

— Во-о-от! Ура! Вы меня знаете, как сейчас обрадовали?! Это значит, я всё делаю правильно, если даже товарищи в ОблЛИТе это оценили!

— Что значит — обрадовали? — она явно опешила. — Это ведь конструктивная критика!