Акулу хотят съесть!

Наши беглецы, заметив своих преследователей, ни на йоту не шелохнулись, а лишь еще больше вжались друг в друга; неблагодарная беглянка уже не причитала в голос, а лишь затравленно сопела и шмыгала носом, а беглый каторжник, пардон, робот, держа сидящей ее на своей огромной левой руке, правой, которая не менее огромна, нежно погладил ее по непокрытой голове и тихо произнес:

— Что ты, маленькая?! Не надо его бояться! Ты ему обязательно понравишься, и он не отправит тебя назад на переплавку в этот страшный и мерзкий котел!

Наши друзья замерли, боясь шелохнуться, чтоб не спугнуть, конечно, и с трепетом слушали весь этот бред, что нес большой-железный для маленькой-живой:

— Наш хозяин очень хороший! Он нас никогда не обидит! Когда все остальные только и делают, что нас обижают, он даже о нас заботится — смотри, как здорово он меня усовершенствовал, засунув такую отличную штуку мне в нос! И тебе он тоже что-нибудь полезное куда-нибудь засунет обязательно!

Девушка слушала его очень внимательно и с каждым его словом все реже и реже шмыгала носом, а когда он закончил свою искрометную речь, в последний раз тяжело вздохнула и стала медленно и осторожно сползать с его рук.

Томми, боясь спугнуть слишком резвую беглянку, побоялся тронуться с места, но все же решился и, незаметно ткнув Ивана в бок, зашептал ему на ухо:

— Хватай ее, Вань, пока не сбежала!

Но наша шустрая девчушка и не думала сбегать, а робкими шажками тихонечко подошла вплотную к ошарашенному событиями Ивану и, доверчиво глянув ему в глаза, со всего маха бросилась ему на шею!

Чудо свершилось! Друг спас друга!

— Фу-у! — облегченно вздохнув, сказала Галина. — Какое счастье, что все так хорошо кончилось! — и с лаской и надеждой посмотрела на Томми. — Милый, обещай мне, что не будешь заводить себе друга жизни?!

— Торжественно клянусь! — совершенно искренне воскликнул Томми и, взяв Галю за руку, повел ее к Дженкинсу отпаиваться валерьянкой!

21

Иван стоял и не дышал, зато его суженая так утробно и с аппетитом сопела от переполнявшего ее счастья, уткнувшись носом ему в грудь, что он не выдержал и проведя рукой по ее голове, на горе всем нам произнес роковую фразу:

— Мурзилка ты моя!

Та, услышав от него это первое произнесенное им слово, так беззаветно его полюбила, что навеки в ее сознании оно стало ассоциироваться со вселенским счастьем, и Ивану ничего не оставалось делать, как назвать ее Мурзилкой!

Все!

Кранты!

Опять Мурзилки пошли!

Бедный мой читатель!

Ну, что я могу поделать, если кругом одни Мурзилки?!

Ну, давай попробуем их как-то по другому назвать?!

— Жучки! Крыски! Козы! Змейки! Хрюшки! Телки! Кобылки! Мартышки! Драконы! Крольчихи! — Все эти зверушки есть на свете среди нас?!

Но глупый вопрос — когда ты ее гладишь, что она тебе говорит?

— Ме-е?.. — Нет! — Ш-ш-ш?.. — Нет! — Гав?.. — Нет!

— Хрю?.. — Нет! — И-го-го?.. — Нет! — Му-у-у?.. — Нет!

— Корчит рожи? Скалит зубы? Перебирает ушами? Пламенем плюется изо рта? — Нет! И еще раз — нет!

Она тебе говорит: Му-ур! Бля буду — Му-ур!

Так что придется тебе и здесь терпеть этих Мурзилок, как и я их терпел!

— Му-ур! — Бля буду — Му-ур!

— Мурзилка! — продолжал гладить ее по голове Иван. — Маленькая! Мурзилка!

А она доверчиво поднимала к нему свою мордашку и от доброго его слова, которое, как известно, и кошке приятно, отвечала полной и окончательной взаимностью, выражавшейся в лаконичном и веском слове — Му-ур!

— Что ж ты меня испугалась? Хорошая моя!

— Му-ур!

— Не бойся, я тебя не обижу!

— Му-ур!

— Теплая моя!

— Му-ур!

— Мягкая моя!

— Му-ур!

— Ласковая моя!

— Му-ур!

— Мурзилка!

— Му-ур! Му-ур!

Минут десять гладил ее Иван, но потом это дело ему надоело.

— А ты хоть знаешь другое какое-нибудь слово, кроме «Му-ур»?

Мурзилка согласно кивнула головой и сказала:

— Му-ур!

Иван начал было уже подумывать, что внутри ее что-то там сломалось или же, как в известном кино «Муха», ее сдуру скрестили с кошкой, но в самый последний момент он вдруг с ужасом вспомнил, о чем говорил ему Томми — о сплошной эрогенной зоне!

Пока он ее здесь гладил и прижимал к себе, она, наверное, под шумок несколько раз уже кончила!

Иван резко отодвинул ее от себя и строго сказал:

— Хватит, побаловались — и будя!

Бедная Мурзилка, ничего не понимая, почему вдруг он прекратил ее ласкать, обиженно и требовательно заявила ему:

— Му-ур?!