Акулы из стали. Последний поход (сборник)

– Ну. И продавец авторитетный получается, значит. Правильно?

– А за сколько хоть продаёте-то?

– Ой, да какая тебе разница! У тебя же всё равно денег нет – отдавать частями будешь, ну полгода там или год. Опять же плюс для тебя: пока деньги не отдашь, тебя старпом наказывать потерпит, просто бить будет, но с максимальным окладом ходить станешь, как парень вообще! Правильно я говорю, Сей Саныч?

– Потерплю, как пить дать потерплю! Всё ради тебя, Вадос! Лишь бы тебе служба в радость была! Скажи ещё, что не очарован до сих пор нашей заботой о тебе?

– Очарован.

– Берёшь пулю-то?

– Беру.

– Ну, по рукам!

В принципе, на этом все формальности по переоформлению автомобиля и были закончены, и единственное, что может показаться странным, это то, что никто, включая самого Вадоса, не вспомнил, что у него и прав-то нет и отродясь не было. Может, но не покажется, если знать Вадоса в частности или человека – помощника командира на флоте вообще.

Помощник командира, да простят мне столь вольное сравнение эти суровые дядьки, как Трезор на хозяйском дворе: вроде и не главный, но лает на всех, пасёт стадо, хватает за пятки чужаков, периодически воет на луну и таскает кур из соседского двора. Боятся его только матросы и мичмана первых пару лет службы, остальные просто делают вид, что слушаются и не посылают в жопу только из-за уважения к совместному ратному труду. На корабле он отвечает за всё. Вообще за всё: за технику безопасности, порядок как внутри, так и снаружи, выполнение суточного плана, подготовку наряда, своевременную кормёжку, помывку, воспитание (да-да, ни разу не замполит!), обеспечение имуществом и спасательными средствами, а ещё, как будто и этого мало, – за правовую работу на корабле. О как. И помощник командира – это как раз тот случай, когда при сравнении прямой и короткой дороги в командиры с окольной и извилистой сразу же вспоминается песенка «Нормальные герои всегда идут в обход!» в исполнении Бармалея и подручных.

Вадос долго не парился по поводу отсутствия у него прав, а вернее сказать, так и вообще не парился – красная пуля призывно сверкала покатыми боками, и мощный мотор неудержимо звал оседлать себя, а Вадос был обучен принимать любые решения, включая нестандартные, мгновенно. И поэтому он придумал насколько гениальный в своей простоте, настолько и ошибочный с точки зрения гражданского законодательства (кому оно вообще интересно на флоте?) выход: решил рядом с собой садить человека с правами и прикрываться его телом, если гаишники станут задавать глупые вопросы.

Частицей имени товарища Броуна он метался среди стайки подводников, идущих домой:

– У тебя права есть?

– Нет.

– Пшол вон! А у тебя права есть?

– Нет.

– Не путайся под ногами, лошара!

– У вас права есть? – спросил он, подскочив к нам с Игорем.

– Нет, – ответил Игорь.

– Да, – ответил я.

– Тогда ты рядом со мной вперёд садишься, а ты – назад. Домой поедем.

– Вот это друг, вот это я понимаю! – радовался Игорь, втискиваясь на сиденье красивой от красного цвета, но не предназначенной для Игорей на заднем сиденье «девятки».

– А тут так надо поворачивать? А тут кто кому уступает? А тут обгонять можно? – всю дорогу спрашивал у меня Вадос.

– Чего ты у меня спрашиваешь-то? – не выдержал наконец я, когда обрёл дар речи от резвых поворотов и перегазовок с заносами.

– Ну у тебя же права есть!

– А, так ты про эти права спрашивал?

– А ты про какие отвечал?

– Ну как про какие? Право на труд, право на отдых, право на свободу вероисповедания… – начал я загибать пальцы.

– Вот сукагад!

Отчего он тогда обозвал меня таким плохим словом, я не совсем понял, но вперёд он меня больше не пускал – приходилось тесниться с Игорем на заднем диване: хорошо, что редко – мы же в отличие от помощника дома бывали сравнительно часто и раньше восьми вечера туда отправлялись.

Так называемые «инструкторы» быстро закончились: оказалось, что за езду с ним на переднем сиденье Вадос скидок не делает и всё равно ебёт с обычной своей ненавистью к пролетарскому происхождению низших сословий. А на другой чаше весов, я извиняюсь, сидеть на пароходе и ждать его до упора, пока он все свои помощничьи дела завершит (следует читать «соизволит поставить на паузу», потому как дела у помощника, как Вселенная – никогда не заканчиваются), а потом ещё рисковать своей жизнью в течение двадцати километров. Конечно, отчаянность в крови у подводников, но не до такой же, я снова извиняюсь, степени! Даже Сан Сеич, на что уж отважный был человек, съездив один раз до штаба флотилии и обратно, сказал:

– Нет уж, на хуй! Я лучше на лыжах! Доктор, срочно выдай мне седативного препарата, пока я его не убил!

– Валокординчика, тащ командир, капель двадцать?

– Его, да. И коньяку добавь стакан к двадцати каплям.

– Лимончику? – услужливо предложил интендант.

– К коньяку – лимончик? Да в своём ли ты уме, Леонид, мне, без пяти минут аристократу и интеллигенту в первом поколении, предлагать этот колхозный и сугубо отвратительный метод порчи благородного напитка?

Даже жена с ним не особо-то и ездила в первое время.