Акулы из стали. Последний поход

А ещё кроме логичных специалистов в каждом штабе есть политотдел с начальником и парой заместителей, которые контролируют, насколько правильно вы любите Родину, как долго сможете терпеть невзаимность в этом чувстве от неё и преданы ли делу партии животом своим и пока смерть не разлучит вас. Они тоже любят ходить в море, хотя нужны там как курс сопромата на пятом курсе гуманитарного вуза. Но. Если ты числишься моряком, то должен же ты хоть как-то, хоть чем-то соответствовать этому званию? Конечно, больше они похожи на пассажиров, но раз за билеты не платят, то вполне логично (по их мнению) считают себя… Вот честно, даже не могу предположить кем, но кем-то очень важным. Хотя бесполезнее начальника политотдела дивизии или флотилии на борту атомного крейсера я могу назвать только систему полива растений в зоне отдыха. Сейчас политотделов нет, их заменили отделами по воспитательной работе, но это нюанс – суть их от этого не поменялась, да и люди там остались те же.

Особенно любят они, когда во время выхода в море случается какой-нибудь праздник: вот тут-то вся их балалаечная натура и рвёт меха реальности на клочья фантазии. Сами по себе подводники ведь как праздники отмечают: без задора, огонька и за две минуты. День рождения у тебя? Приди в центропост, получи связку сушек, командиру руку пожми и ступай обратно в свой конденсатный колодец фильтры чистить. Первомай? Ну зам стих по трансляции вам зачитал – чего ещё-то? А тут на один выход в море пришёлся праздник воскресения сами понимаете кого. Сейчас-то его уж небось официально отмечают, со звоном колоколами КРС[13] сигнала «Боже царя храни!» и молебнами перед заступлением на смену… А в девяностых, когда это только становилось модным, и в голову никому не приходило выделять его как-то среди остальных трудовых будней.

Хорошо, что на тот выход в море с нами начпо дивизии вышел! (И да, это был сарказм.)

Задача сдавалась тяжело: практически один экипаж тогда и остался уже в дивизии, на который офицеры штаба могли разбрызгивать весь свой педагогический талант и примерять всю свою принципиальную строгость. И поэтому чего уж тут – отрывались по полной. Старший на борту – командир дивизии, человек с шилом в жопе (в хорошем смысле этого слова), который страдал бессонницей, неуёмной тягой к приключениям и острым недостатком адреналина в крови. Именно он был автором таких запоминающихся инициатив, как: «А давайте налепим пельменей на обед, а? Не, ну и что, что вы два месяца не спите, – зато пельменей поедим!»; «Блин, а давайте настоящего человека за борт сбросим, ну чего мы человека за бортом на ящиках деревянных отрабатываем? Ну скукотища же! Ну и что, что ящики никогда не вылавливаем: человека выловим, я уверен!» «Боцман, дай сюда рули! Рули двадцать пять градусов на погружение! Отрабатываем заклинку! Становятся на стопора на двадцать пяти градусах? И чо орать – перфектно же: фактически и отработаем!»

И всё в таком духе: замечательный был человек, если по-честному.

И вот, значит, суббота (в море понятие довольно условное и если бы не большая приборка, то вовсе незаметное), раннее утро, командир чихвостит всех командиров боевых частей и начальников служб в центральном за то, что плохо сдают задачу (ну и что, что хорошо сдают, раз офицеры штаба говорят, что плохо – значит плохо). И тут в центральный заходят свежие и благоухающие сытным завтраком командир дивизии и начпо.

– Ну что, командир! – радостно потирает руки комдив. – Пора красить яйца!

– Э… тащ контр-адмирал. Я, конечно, категорически приветствую вашу инициативу так изощрённо унижать людей, но вынужден воспротивиться такому решению: волнуюсь за боевой дух экипажа.

– Куриные яйца, Саша! Куриные! Ну ты вообще! Какой завтра праздник?

– Какой?

– Завтра, ну?

– Я понял, что завтра, но сдаюсь.

– Ну Пасха же, ну! Зам, скажи ему!

Наш зам подёргивается лёгким красноватым оттенком:

– Я, простите, член КПСС с одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Я, извините, приучен бороться с этим пережитком дремучего прошлого и нести свет научного реализма сквозь сумрак мракобесия…

– Но времена меняются, товарищи! – вступается довольный начпо.

– А принципы и идеалы не у всех, – ещё больше краснеет зам.

– А у нас и яиц-то нету, – вовремя прерывает явно назревающий конфликт чуткий начальник службы снабжения, – вы не подскажете, как там в первоисточнике: яичный порошок тоже можно красить? Могу цветной омлет к завтраку подать!

– А вот и есть! – ещё шире улыбается начпо. – Помните, я вам коробку велел аккуратно в провизионной камере сберечь?

– Ну… да, помню.

– Сберегли?

– А то как же! Но я думал, там коньяк какой… надеялся на это.

– Нет! Это двести яиц! Я специально для нашего похода их выбил в службе снабжения! Каждому – по яйцу!

– И у каждого станет по три, – тихонько пробурчал механик.

– Что говорите, товарищ?

– Я говорю, а кто не православный или вовсе, прости оспаде, атеист?

– А кто не православный, тот идёт в амбулаторию на обрезание! – начинает злиться командир дивизии. – А кто атеист, тот притворяется, что очень любит крашеные варёные яйца!