Акулы из стали. Туман

Ну что за люди-то!!!! Ну, вот же он, тот самый момент, когда капелька пафоса была бы вполне себе уместна!

– …три, два, один, пуск! – завершает отсчёт командир БЧ-2, и командир со старпомом по БУ достают свои ключи из пульта, закрывают их крышечками и вешают себе на шеи.

– Тренировка окончена! – объявляет командир. – Матчасть в исходное!

Фу-у-у-ух, ну слава те оссспаде!!! Всё-таки крепкий сон, бесспорно, хорош для организма, но не всегда, хочу я вам сказать. Иногда он может нанести ощутимый удар по вашей нервной системе. Так что дам вам совет: спите чутко и не будьте милитаристами, выступайте за мир во всём мире, потому что третья мировая – это быстро, смертельно и никакой романтики!

Чужие

Сейчас мне потребуется немножко вашего живого воображения. Наверняка же вы чего-то боитесь в жизни: пауков, замкнутых пространств, змей, женщин или инопланетян. Так вот, в определённом моменте этого рассказа я попрошу вас это представить, и мне хотелось бы, чтоб вы это сделали без всяких там условностей. Вот как только я попрошу, вы раз – и представили. Договорились?

Не, я сразу заметил, что с кормой у нас что-то не так. Не то чтобы специально, но вот краем глаза уловил какой-то диссонанс в общей идиллии спокойствия орудий смерти в пункте базирования. А потом ещё, когда докладывал командиру, что за время его отсутствия на борту никаких происшествий не случилось, думал – чего это он мне за спину так пристально смотрит? Что там такого важного происходит, чем мой доклад?

– Слушай, Эдуард, – спрашивает командир после команды «вольно», – а ты в трюмные чего пошёл – по призванию или по незнанию?

– По романтике же.

– На мостике в белой фуражке стоять и трубкой пыхтеть?

– Именно так!

– Тогда твой выбор логичен, чего уж. А женщины? Женщины должны бежать тесной группой вдоль линии прибоя?

– Само собой!

– Ещё логичнее теперь твой выбор. Вот скажи мне, друг-лаперуз, а как у тебя швартовые работают-то?

Не, ну начинается. Привязывают лодку к пирсу, как же ещё? Для меня как для трюмного этих знаний вполне достаточно, но вот как дежурный по кораблю чётко докладываю:

– Ну-у-у. Этсамое. Вот эти вот значит прижимные в середине, в носу и корме на оттяжку стоят при приливе и отливе.

– А сейчас что у нас?

– Отлив.

– Какие швартовые должны быть натянуты? Задаю тебе наводящий, а скорее даже, риторический вопрос.

– В носу которые, – улыбаюсь я во все свои зубы от тёплого ощущения своей гениальности по всему телу.

– А кормовые тогда чего у тебя натянуты и на корме лежат?

А, так вот что мне не понравилось, когда я командира встречать выбегал!

– Не могу знать, тащ командир! Прошу разрешения проверить!

– Ну, пошли, вместе проверим.

Идём на срез пирса, и чувствую, что неровно как-то идём в самом конце.

– Чувствуешь? – спрашивает командир.

– Ага, – говорю, – горизонт завален явно!

Тут нас догоняет Антоныч.

– Тащ командир! Прошу разрешения слиться с морем у вас на глазах!

– Сливайся.

Ну, смотрим стоим с командиром, Антоныч журчит. Не на Антоныча, конечно, а на срез пирса, который явно погружён в воду намного больше, чем ему положено.

– Получается, что теперь не пирс нас держит, а мы его? – спрашивает из-за наших спин Антоныч.

– Получается, надо докладывать в штаб и вызывать рембригаду с бербазы. Тащ командир, хотите, поспорим, что нас заставят делать? Какая там у них рембригада в этой петле Мёбиуса, они уже сами себя скоро украдут.

– А что предлагаешь, Антоныч?

– Так нам в море через неделю. Неделю так постоим, а потом, пока в море будем, он или утонет, или его сделают.

– Не, Антоныч, это неправильно. С одной стороны – правильно, но вообще – нет. Эдуард, беги докладывай дежурному по дивизии.

– И это, – кричит мне в спину Антоныч, – сапоги там подготовь себе с ватником грязным, счас в пирс полезешь-то как пить дать!

– А я, – кричу я уже от рубки, – дежурный по кораблю, мне борт запрещено покидать так-то!

– А мы тебя снимем за какой-нибудь придуманный проступок! Долго, что ли, умеючи? – это уже командир.

– Некоторые дамы говорят, что умеючи – долго.

Ну, это я уже так бурчу изнутри, конечно.

– Тащ капитан первого ранга! – докладываю в телефон дежурному по дивизии. – Обнаружено повреждение целостности пирса номер три на срезе с правого борта!

– А по-русски, если перефразировать?

– Пирс тонет!

– Как тонет?

– В воду, я предполагаю.

– Бля, да что как я заступлю с тобой, то ТЛ заклинит, то пирс утонет? Точно?

– Прошлый раз с ТЛ вы тоже сомневались сначала! – напоминаю я о чёрном ко мне недоверии во время начала операции по спасению торпедолова.

– Принял! Ждите!

Ага, а то у нас выбор есть: ждать или рубку на замок закрыть и спать лечь. Командир с Антонычем уже спустились и тоже сидят ждут. Звонят из штаба, уточняют, правда ли тонет, потом с бербазы, уточняют, правда ли тонет, потом опять из штаба и уточняют, насколько серьёзно он тонет, потом опять с бербазы и уточняют, а не могли бы мы слазить и посмотреть, что там, а заодно и отремонтировать, уж раз всё равно полезем.

– Ну! – ликует Антоныч. – А я что говорил!

– Говори, что нет, не можем, – даёт указание командир, – ещё бербазам мы не подчинялись.