Акулы из стали. Туман

Собрали вечером офицерский состав вахты на совещание: как же это половчее сделать. Понятно, что липа, но липа какой должна быть? Правильно – липа должна быть железной. Конечно, если накачать Толика кофеином по самые брови, то он и сам может переписать четыреста страниц убористого текста, но операторов-то три, значит, и почерка должно быть три в журнале. Как минимум, чтоб не выставлять офицеров штаба совсем уж дураками. То, что журнал новенький, они заметят, но сделают вид, что не заметили, а вот на один почерк отреагируют фразой «да вы совсем, что ли, охуели». Однозначно, как говаривал один мой знакомый. Мичманов к этому делу решено было не привлекать в связи с низким уровнем их каллиграфической подготовки и недостаточной ответственностью. Минёра тоже сразу отпустили… Ну вы понимаете. И так вот прикидывали, и сяк, но кроме троих офицеров БЧ-5 и доверить-то некому! В итоге остался Толик, Максим (дежурный по электрическому току) и я – дежурный по кораблю. И так и сяк я отпирался, мол, и почерк у меня кривой, и руки болят, и глаза слезятся, но Толик сказал универсальную волшебную фразу «не ебёт» и дело завертелось.

Толика всё равно пришлось накачивать кофеином по самые брови, потому как контролировать-то нас кто-то должен, как ни крути. Понимаете, писать-то мы все умеем, и некоторые делают это даже без ошибок. Мало того, расставляют знаки препинания в положенных местах. Но одно дело – писать «Мама мыла раму» или то, что вы пишите более-менее регулярно, а совсем другое – писать абсолютно чуждый для вашего образования и практических навыков текст. Если не верите, то попробуйте взять любой текст из далёкой от вас области знаний и попробуйте его переписать, тогда поймёте.

Толик стоял всю ночь над нашими скрюченными спинами и зудел:

– Ну как ты пишешь, блядь, что это за буква? Нэ? Да у меня хуй ровнее, чем ты нэ написал! Не покажу! А что за чёрточки? Вверху – тэ, внизу – шэ? А нормально писать – не судьба? Отставить старообрядчество в журнале ГЭУ! А тут запятые нахуя стоят? Какой деепричастный оборот? Это – журнал ГЭУ, а не сочинение на вольную тему! Нормально пиши – больше точек и меньше запятых! Что за СКРы? Блядь, ты заебал! Компенсирующие решётки не склоняются, это тебе не прихожане в церкви!

К утру он уже шатался, охрип и говорил тихо, но так же не останавливаясь. Как он нам надоел, вы себе даже не представляете! В шесть часов журнал был готов: исписан, прошнурован, пронумерован и скреплён мастичной печатью.

– Так-то он вызывающе новый с виду. – Толик всё равно был недоволен.

– Ну дык давайте над ним надругаемся! – предложил Максим.

Ну электрик, понимаете, одно на уме.

– А давайте!

Мы били журнал об стол, об палубу, об пирс и об кремальеры, листали страницы туда-сюда с неимоверной грубостью и пачкали их пылью с пирса и маслом из трюма. Полчаса – и журнал постарел на пару лет, и хорошо ещё, что у него не было волос, а иначе он и поседел бы.

– Ну что, – спросил утром командир у механика, – переписали журнал?

– Так точно! И даже состарили его до нужной кондиции! Комар носа не подточит!

– Да ладно, – заулыбался командир, – за ночь? Журнал ГЭУ? Втроём?

– А нет же невыполнимых задач для человека, который сам не должен их выполнять. Народная мудрость! – вставил Антоныч.

Командир откинулся в кресле, сложил руки на животе и мечтательно закатил глаза:

– Вот это ты, Антоныч, умеешь фантазию мою распалить!

Приехал штаб флота, объявили тревогу, раскидали проверяющих по отсекам и боевым частям и начали прощупывать нас на предмет профессионального мастерства и порядка в быту. Мы с Антонычем сидим в центральном с крайне тревожными лицами и делаем вид, что ужасно заняты. И скажу я вам, что у военных это искусство делать вид, что ты ужасно занят в то время, когда ты не занят ничем, возведено в ранг абсолюта. Шлифуется и оттачивается годами, и нет пределов в совершенствовании этого самого полезного на службе навыка!

– Слушай, Эдуард, а вот что, интересно, будет, если трюмный журнал заставят без помарок вести? Вот что тогда Борисыч делать станет?

– Думаю я, Антоныч, что он его тогда вообще вести не станет.

– А давай-ка проверим. На-ка тебе трюмный журнал Борисыча и положи его себе под жопу!

– Антоныч, так-то это подстава! Борисыч злой и сильный!

– Отставить обсуждать приказания! Сказал – ложи, значит ложи!

Ну положил, конечно, куда деваться-то? Прибегает Борисыч минут через десять. Я булки сразу расслабил, чтоб края журнала из-под жопы не выглядывали – Борисыч-то хоть и справедлив, но суров.

– Антоныч, где мой журнал трюмный? Тебе давал вчера на подпись!

– Андрюха, ты чо? Я тебе вчера его и отдал взад!

– Да ладно?

– Я те говорю! Отдал!

Борисыч зависает на секунду и чешет в затылке:

– Эд, журнала моего не видал?

Я поворачиваюсь как можно больше затылком к Антонычу и начинаю кривляться лицом, показывая вниз глазами, носом и ртом:

– Не, Андрюха, не видел!

Андрюха думает ещё секунду:

– Да и хуй с ним! Нет журнала – одно замечание, есть журнал – восемь! А чо ты кривляешься-то?