До следователя не сразу же дошел истинный смысл столь хитроумной фразы, а когда он сопоставил отдельные слова, пытаясь их записать, то понял, что над ним просто издеваются. Его узкие губы растянулись в сатанинской усмешке, и он с этой «доброй» улыбкой спросил:
— Шутим, стало быть, подтруниваем над следствием?
Он оперся ладонями на стол, встал во весь свой маленький рост и сочувственно посмотрел на Краба, типа, это пока ты шутишь, еще не понял, в каком глубоком дерьме оказался. А когда поймешь, будешь ползать на коленях, умолять закрыть дело, чтобы не сажали на нары. Но все это он сказал одними глазами — вслух не произнес ни слова. Ему ведь нужно было как-то мягко завязать разговор с подследственным о его материальном положении, чтобы удостовериться в том, что он способен заплатить деньги за свое освобождение.
— К кому приехали в Москву? — продолжил допрос следователь. — И с какой целью?
— Приехал к бабушке, — ответил Краб, — привез ей пирожки и бутылку вина.
— Так-так, — обрадовался следователь, снова сел за стол и стал записывать, — где живет бабушка, по какому адресу?
— Бабушка живет на опушке леса, дернешь за веревочку, дверца и откроется… — ответил Краб.
Побелевший от злости следователь поднял на него красные от бешенства глаза, нос и губы его задергались, и от этого он стал похож на кролика-альбиноса, который прижал к спинке ушки и кушает капустный листочек, но при этом сильно на кого-то сердится.
— Какую веревочку! — вне себя от гнева заорал следователь. — Какая дверца? Что ты мне тут балаган устраиваешь, цирк и мюзик-холл?
— Да нет, это не я, а вы тут цирк устроили еще вчера, — ответил Краб, — а я только продолжаю…
Следователь если бы не боялся, что и его Краб боднет, как вчера зловещего прапора, то, наверное, кинулся бы на него и стал душить. Но поскольку он боялся, то схватился за медный колокольчик, чтобы позвонить и вызвать сотрудников, — пусть Крабу вправят мозги. Но раньше, чем зазвенел колокольчик, зазвенел тяжелой трелью сам телефон. Следователь бросил колокольчик на стол и схватился за трубку. Лицо его вытянулось, осунулось и побледнело, из чего стало понятно, что говорит он с вышестоящим начальством.
— Так это… да… ага… м… так точно… понял… — говорил он отрывистыми короткими фразами, из чего было понятно, что его на другом конце провода даже не слушают.
Потом он положил трубку телефона, с ненавистью глянул на Краба, взял в руки свой медный колокольчик, позвонил и приказал прибывшим сотрудникам увести задержанного обратно в камеру. Краб вернулся на свои нары, но пролежал на них он недолго. Не прошло и десяти минут, как за ним снова пришли и опять повели его в кабинет следователя.
С плюгавым следователем за десять минут произошли кардинальные изменения, он выглядел не прилизанным, а, наоборот, стал растрепанным — жиденькие волосы его были взъерошены и стояли торчком, да и сам он был какой-то помятый и злой. Он перекладывал папки с одного края стола на другой, а когда Краб присел на стул, вперся в него на минуту взглядом холодных бесцветных глаз, посверлил ими маленько, а потом взял со стола одно из дел и открыл его.
— Ну, что, гражданин Карабузов, — сказал он сквозь зубы, — мы ваше дело рассмотрели, состава преступления в нем нет, поэтому дело мы закрываем. Извините за задержание.
И он с такой силой захлопнул папку, что Крабу показалось, будто его хлипкий стол сейчас развалится. Краб оказался на улице вне отделения милиции быстрее, чем даже мог ожидать. Ему вернули бумажник с паспортом и мобильный телефон. В бумажнике даже были на месте все деньги, правда не теми купюрами, которыми они были туда вложены. Он сошел с крыльца и увидел автомобиль Вени, а возле него и самого Веню, который, скрестив ноги и руки на груди, ждал его, но смотрел сурово, как начальник на провинившегося подчиненного. Краб подошел, поздоровался и сел в машину на заднее сиденье. За рулем сидел кабан, который любил безалкогольное пиво.
— С боевым крещением, Петруччо! — поздравил он Краба, обвернувшись. — Небось уже думал, что придется срок мотать да баланду жрать лет десять?
— Да, был грех, — ответил Краб.
— И сидел бы на хрен за колючкой на Колыме, — сказал Веня, садясь вперед, — если бы мы не вмешались.
— Взятку, что ли, следователю сунули? — поинтересовался Краб.
— Какую взятку? — надменно усмехнулся Веня. — Ты забыл, что ли, на кого работаешь? Ты на нас работаешь! А мы своих в беде не бросаем! Надавили на этого плюгавого следователя сверху, он и заторопился. А прапору бешеному, которому ты нос сломал, вообще самому теперь дело шьют. Мы бы раньше тебя забрали, да Яша Лепкин как увидел, что тебя бьют, в машину прыгнул, домой приехал, заперся на все замки и телефон отключил. Еле-еле его вычислили, узнали, что с тобой случилось, и сразу к Гомункулу. Так что теперь ты должник перед Гомункулом по гроб жизни. А с Яшей я поторопился, не тянет он на звеньевого — кишка тонка. Вот хороший был мужик Гоша Граммофон, толковый и расторопный, жаль, что хохлам продался.