Акушер-ха!

Олег был чужд любой субординации. Нет, он не общался с людьми, как нынче модно говорить в околопсевдоэлитных кругах, «по горизонтали». Он не был одинаково вежлив с принцами и нищими, с дворниками и министрами. Олег был одинаково хамоват. Для него не существовало обращения «вы», должности и субординации. Служил он в Афгане. После дембеля много пил и даже немного отдохнул в психушке после попытки суицида. Он мог послать куда угодно кого угодно и не задумываясь ударить женщину. У него не было чувства юмора, принципов и жены. Она с ним развелась, после того как однажды ночью он пытался её пристрелить из невесть откуда взявшегося у него ствола. И этот совершенно отвратительный образчик homo sapiens служил у нас в роддоме шофёром. Господь наш всемогущий — великий ёрник и баловник. Лишив Олега всего, что принято считать человеческим, он дал ему великий талант. Гений. Или вы полагаете, что гений должен играть на клавесине, скрипеть гусиным пером или, на худой конец, смешивать в ретортах ингредиенты? Помните старый анекдот о том, как попав наконец на аудиенцию к Создателю, Наполеон спросил его: «Ну, ответь мне наконец, кто самый гениальный полководец всех времён и народов?! Александр Македонский? Суворов? Кутузов? Или всё-таки я?» И, усмехнувшись в бороду, ответил боженька: «Самый лучший полководец всех времён и народов — дворник дядя Вася из седьмого ЖЭКа. Но он об этом так и не узнал».

Олег же не только узнал, но и принял этот дар безо всяких честолюбивых устремлений. Родись он в другой стране, в другой семье, при иных обстоятельствах или ином характере, кто бы слышал о Шумахере. Олег же был чужд не только славы, но даже денег. Совершенно неизвестно почему он чувствовал машину, как живой организм. Он с ней сливался. Там, где другой убился бы на крутом вираже, Олег даже не напрягался. Он был естественным продолжением автомобиля, как крыло — естественным продолжением птицы. Там, где в глубокой весенней колее увязла бы даже армейская «шишига», Олег проскальзывал на видавшей виды «Скорой», как скатывающийся с айсберга пингвин. Как он это делал — объяснить не мог. Хотя мы не раз спрашивали. Но, во-первых, у него со словарным запасом было напряжённо, а во-вторых — он был не из тех людей, которые задумываются «как дышать». Мы не думаем о биении сердца, а Олег не думал, как это у него получается. Это получалось, и всё. Он был совершенно не опасен для прочих участников дорожного движения и пешеходов. Они его просто не замечали. В этом было что-то эзотерическое, если угодно. На дороге он был невидимкой, причём совершенно неважно, с какой скоростью он ехал — шестьдесят километров в час или под двести. Иногда он показывал нам фокусы — завидев пост ГИБДД, он намеренно превышал скорость, нарушал правила, поворачивал там, где поворот запрещён и… И его ни разу не остановили. То, что творил этот человек, было чудом. Бог начитался «Юного техника» и решил сделать собственную шляпу с кроликом. На трассе стоило лишь закрыть глаза, чтобы не бояться. Олег предвидел все выбоины, овраги, кюветы, идущих справа, слева и по встречной. Ему не мешали вопли пассажиров, и он никогда не матерился за рулём. Он и был этим рулём. Поэтому создавалось впечатление, что машиной никто не управляет. Автомобиль был кожей Олега, печенью Олега, надпочечниками Олега. Его душой.

Итак, сценарий. Представьте. Хмурая осенняя ночь. Главным героям позвонила дежурная по центру экстренной и неотложной помощи и сообщила, что бригаду вызывают по санавиации в ЦРБ уездного города N, и Олег уже поседлал «птицу-тройку». «Суровые рыцари» в лице вашей покорной слуги в пижаме, поверх которой была наброшена обычная для наших широт сезонная одежда, и анестезиолога в схожей экипировке, быстро перекурив в подвале, выскочили в промозглую ночь и присели в карету, зевая и недовольно поглядывая друг на друга. Олег сказал: «Поехали!», повернул ключ зажигания и, как «вдоль по Питерской», понёсся по ночному городу, даже не включив проблесковый маячок. Действительно, если вдуматься, зачем «Летучему Голландцу» проблесковый маячок, если увидеть его могут только те, кому на роду написано?