Акушер-Ха! (сборник)

– И поскольку Иван трудился в хирургическом отделении, Лида, не выдержав, на третьи сутки просто спустилась на один этаж из своей гинекологии и, заглянув в ординаторскую, спросила, где её муж. Врачи, стыдливо отводя глаза, сказали, что не знают. Вроде он на пару дней отпросился. Окрылённая дурочка Лида подумала, что, может быть, он поехал в их большой город, чтобы обследоваться. Она пела и плясала под глупую пластинку в одинокой квартире, заранее простив ему всё. Потому что любила его и его имя. А вечером к ней пришёл на чай неожиданный гость. Заведующий хирургическим отделением.

– Здравствуй, Лидуша, – сказал он ей мягко и проникновенно, но глаза его, обычно такие успокаивающие и жёсткие одновременно, смотрели куда-то мимо.

– Привет, Павел Алексеевич! – обрадовалась Лида. К ней так давно никто не приходил попить чаю, рассказать анекдот, посмеяться и поговорить, что она сейчас же подскочила к кухонным ящичкам и достала оттуда давно початую бутылку вина, которую было просто не с кем выпить. – Выпьете со мной, Павел Алексеевич?

– Выпью, – сказал Павел Алексеевич и достал из кармана широкого пальто бутылку водки. – Лидуша. То, что я собираюсь сказать и сделать, грязно, низко и не по-мужски. Но не сказать и не сделать – ещё более не по-мужски. Но меня извиняет то, что я, Лида, люблю тебя, – выпалил Павел Алексеевич и покраснел, как малолетка. – И хочу предложить тебе выйти за меня замуж. Я вдовец. У меня взрослый сын, он в городе… Впрочем, ты всё и сама знаешь.

– Но я замужем! – всё ещё весело сказала Лида, и ей стало жалко Павла Алексеевича. Потому что женщина всегда жалеет сильного мужчину, свидетельницей слабости которого она невольно становится. «Ах, – подумала глупая Лида, – как жаль, что он любит меня. – То, что он любит, стало предельно ясно и не требовало никаких дополнительных объяснений и телодвижений. – Потому что мы с Иваном любим друг друга. Он вернётся, и всё сразу станет хорошо!»

– Это ненадолго, Лида. Я перехожу к мерзкой части моего визита. – Павел Алексеевич налил себе стакан водки и залпом выпил. – Иван уже почти год бегает к одной медсестре.

– Это неправда, – прошептала Лида.

– Увы, это правда. И ты её знаешь. И все знают, что он к ней бегает.

Лида молчала.

– Лида. Лидуша. Лидочка. Лидия, – Павел Алексеевич болезненно подвывал такое любимое имя так любимой им женщины. – Сейчас я выпью и скажу главное, потому что лучше ты узнаешь это от меня, чем от санитарок и доброжелателей. Тем более что все твои непосредственные коллеги в курсе и, слава им, никто ещё тебе не сказал. – Иван накатил ещё стакан и скороговоркой выпалил: – Неделю назад у твоего мужа родился ребёнок!

– Мальчик или девочка? – прошептала побелевшими губами Лида, механически подумав про себя, что всегда хотела девочку. И даже имя ей придумала. Мальчик был бы Иван.

– Девочка.

– И как назвали?

– Наташа. Он сегодня хотел проставиться в отделении. Я не позво… Лида! Лидия!!! – В этом месте героиня нашей истории шлёпнулась с табуретки на пол, крепко приложившись головой о булыжник, которым была придавлена квашеная капуста.

И тётя Лида горько усмехнулась.

Иногда небольшая гематома и сотрясение мозга – спасение от невыносимой боли. Ты, как врач, понимаешь, что «невыносимая боль» – это оксюморон. Человек или выносит боль, или умирает, если невыносимо. А некоторых спасают, временно оглушая. Вырубая из болезненного пространства на тот самый, невыносимый временной интервал.

Женька не знала, что сказать. Тётя Лида смотрела в окно, и по её полному, но всё ещё красивому лицу текли слёзы. Любые «ну-ну-ну, успокойтесь!» были бы неуместны. Поэтому Женя просто спросила:

– А дальше что было?

– А разве дальше было что-то ещё?.. Шучу. – Тётя Лида аккуратно промокнула слёзы салфеткой. – Вообще-то плакать полагается не в этом месте, но я рассказываю эту историю впервые, и мизансцены ещё не отрепетированы до блеска. – Она немного помолчала и продолжила: – Нашей Лидии при самом горячем пособничестве Павла Алексеевича разрешили не отрабатывать весь положенный государством срок «по распределению», и она отправилась в большой город, в котором училась и пять лет счастливо прожила с Иваном в семейной комнате общежития. Тот же Павел Алексеевич устроил её дежурантом в гнойную гинекологию больницы «Скорой помощи» и продолжал приезжать и помогать. Лида всегда была девушкой горячо благодарной за ласку и нежность, да и тело своего требовало, и она в конце концов отдалась ему со всей страстью признательного щенка, выгнанного прежним хозяином. Отдалась, но не полюбила, по ночам увлажняя подушку секретом слёзных канальцев в тоске по тому, гадкому, больно ударившему сапогом по беззащитной псинке, но так же горячо любимому. Уж прости меня за высокопарность. Всем известна моя предпенсионная сентиментальность, – невесело засмеялась тётя Лида. – Отдалась и – представляешь? – забеременела прямо с ходу. С первого входу. Ирония судьбы.

– А почему же у них с Иваном не получалось? – ляпнула Женька и тут же прикусила губу.