Госпожа Шпицц не напугалась, но насторожилась, приготовившись, если что вдруг, рвануть из квартиры. Медиум привыкла иметь дело с паранормальным — такая уж специфика профессии, — правда с атлантами до этого никогда не сталкивалась и не понимала, чего от них ждать и как, в крайнем случае, бороться. Навряд ли против сверхчеловека поможет крест чудотворный, хотя он, говоря откровенно, мало от чего помогал — многие духи оказывались тоже весьма верующими.
Когда атлант окончательно встал и распрямился — насколько это у него получилось, — ведьма-медиум отошла еще ближе к окну. Одернув штору и пустив внутрь похолодевший свет, госпожа Шпицц выдохнула и уселась на подоконнике — для многих других в ее возрасте это было сродни взбиранию на Эверест. Без экипировки.
Она бы затянулась сигаретой, если бы курила — но единственной вредной привычкой Шпицц было распитие спиртных напитков в
Короче говоря, Карла Рудольфовна втянула ртом воздух и, взглянув на заметившего ее атланта, задала беседообразующий вопрос:
Голос звучал… хотя нет, не совсем так. Откровенно говоря, голоса как такового не было, из механически открывающегося рта сразу вылетали мысли, будто бы выталкиваемые из одного сознания в другое. Они обрастали чем-то, как кость мясом, и превращались в подобие голоса — сырое, булькающее, какое-то противоестественное, но понятное и четкое.
Атлант заговорил с Психовским.
—
— Отлично! — вскинул руки профессор. — Спасибо, что хотя бы заговорили, я не сторонник видений и телепатии. Но зачем вам надо вернуться?
—
— Да, я почувствовал. Но причем тут вы…
—
— Ладно, допустим, я поверю сверхчеловеческой сущности, — Грецион взглянул на онемевшего Хуана и поймал новую мысль. — Кстати, говоря о сверхлюдях. Вы достигли совершенства. Зачем вернулись сюда?
Атлант задумался — профессор понял, что подловил его, как пронырливый журналист. Если сущность, дошедшую до абсолюта, вообще можно подловить.
—
— Отличный ответ, — съязвил профессор, а потом задумался, что атланты сарказма могут не понимать. — Точнее, не ответ вовсе. Что вы здесь забыли? Вы забираете наши жизни.
—
— Нет, — лицо профессора аж посерело. Хиханьки-хаханьки, похоже, кончились. — Мы не скажем спасибо тем, кто забирает жизнь у нас, возвращая себя.
—
— Мы не хотим достигать совершенства, — вздохнул профессор, со скуки усевшись прямо на уличную брусчатку.
— Разве? — наконец-то смог сказать Альтерего, продолжая дрожать.
— Что вы сделаете, если наконец поймаете удачу? — повернулся Психовский к испанцу и поднял голову — собеседник даже не думал садиться прямо посреди улицы.
— Я… я…
— Вот именно. Достигнете цели, а потом бац — вам станет скучно! Поверьте, проходили, у меня такое со студентами каждую сессию. И вы будете искать новую цель, чтобы двигаться выше и выше. А достигнув совершенства… — профессор прочистить горло, не только же длинные монологи без пауз толкать. — У вас не останется больше никаких целей. Выше не подняться — все, конец. Дальше только шагать в пустоту и забываться в небытии. Совершенство… это самое жуткое, чего можно достигнуть.
Психовского повернулся к прекрасному юноше с глазами цвета небесно-голубого камня.
— Ну-с?
Сейчас должна была произойти смена ценностных ориентиров — атланты бы осознали свою ошибку, просто взяли и ушли. Но на то они и были атлантами, самой самолюбивой цивилизацией в истории, чтобы так не делать.
Над головой собеседника Грециона появился стеклянный обелиск — похоже, нематериальный — и засветился. Хуан кинулся на землю, словно заслышав «ложись!», свернулся калачиком. Профессор взглянул вдаль — несколько человек с аквамариновыми глазами уступили свое место новым атлантном. Им с Альтерего пока везло.
Психовский встал.
У него оставался только один, старый-добрый дедовский метод, который наверняка, на сто один процент не сработал бы, но больше делать оставалось нечего. Нужно было попробовать, и Грецион решил подойти к последней попытке с чувством и толком. Может, даже с расстановкой. Уж если он и станет строительным материалом для тела какого-нибудь очередного атланта, то сделает это красиво.
— Вы сожрали своих богов.