Аквамариновое танго

Тут кюре решил перейти в наступление.

– Скажите, – начал он, обращаясь к Габриэлю, – зачем вам все это? Вы являетесь туда, где вас не ждут, тревожите покой почтенной семьи, не даете господину графу заниматься делами…

Господин граф Эрве де Поршер де Нобле де Вивонн нахмурился. Чего он не выносил, так это когда за него начинали говорить, словно он все еще маленький и сам не способен за себя постоять.

– Резонный вопрос, – к удивлению Бланш, заметил Габриэль. – Дело в том, что мой редактор, – он усмехнулся, представив, как баронесса Корф в качестве редактора сидит за огромным столом красного дерева и, куря одну папиросу за другой, правит тексты сотрудников, причем ухитряется одновременно отвечать на дюжины звонков и просьбы посетителей, – так вот, мой редактор считает, что Лили Понс вовсе не покончила с собой.

– Простите? – вытаращил глаза Моклер.

– Редактор думает, что ее убили. И кое-какие основания для этого имеются.

Брат и сестра обменялись ошеломленным взглядом.

– Это одна из ваших выдумок? – недоверчиво спросил кюре. Но в голосе его уже не было прежнего напора.

– Нет, но, согласитесь, все выглядит как-то странно. Дама не слишком горевала, когда потеряла мужа и сына, – об этом в один голос говорят все, кого я успел опросить. И тут ни с того ни с сего она кончает с собой. Кстати, откуда взялся револьвер?

Эрве слегка поморщился.

– Это был револьвер моего отца, – ответил он. – Мы забыли о нем… Он лежал в ящике комода.

– Заряженный?

– Э… Насколько я помню, нет.

– Получается, Лили Понс умела заряжать револьверы, – подытожил Габриэль, – тогда как в ее биографии ничто на это не указывает. Патроны лежали рядом?

– В другом ящике комода.

– Допустим, что в жизни Лили Понс произошло нечто экстраординарное, и поэтому она после сочельника ушла к себе наверх, достала револьвер, нашла патроны, зарядила его и выстрелила себе в голову. Но самое поразительное, что все гости сбежали, не дождавшись похорон. Словно они чего-то испугались.

– Не говорите вздор, молодой человек, – с неудовольствием пробурчал кюре. – Эта распущенная особа покончила с собой. Я понимаю ваше желание любой ценой привлечь внимание к той старой истории, но…

– Я всего лишь скромный журналист, месье, – возразил Габриэль, – и я нахожусь тут только потому, что получил задание. Мои желания совершенно ничего не значат, поверьте. Кроме того, если бы все было так ясно и просто, я бы написал обычный очерк о жизни девушки из Ниццы, которая стала звездой и плохо кончила. Самоубийство, если вы не в курсе, ценится публикой так же высоко, как и убийство, и нам нет нужды ничего выдумывать. Но есть еще одна проблема, – он поколебался, стоит ли выдавать главный козырь, и, поглядев на напряженное лицо Эрве, решился. – Люди, которые в день ее гибели находились в замке, стали умирать один за другим.

– О! – вырвалось у Бланш.

– При загадочных обстоятельствах, – добавил Габриэль, верный себе. – И редактор думает, что это каким-то образом может быть связано с тем, что произошло здесь в 1915 году.

– Это все ваши выдумки, – заявил упрямый кюре.

– А кто умер? – спросил Эрве.

– Адвокат Гийо и Оноре Парни, владелец мюзик-холла.

– Надо же, – пробормотала Бланш, – как странно… Когда я прочитала об их смерти в газетах, я тоже вспомнила, что они были среди гостей.

– А вы знали гостей? Вы были тогда в замке?

– Мы уехали к троюродной тетке, но потом ее дом попал под обстрел. Мы вернулись сюда и какое-то время жили у кюре, – сказал Эрве. – В замок не заходили, но видели издали и мадам, и ее гостей. – В его серых глазах мелькнули непонятные огонечки. – И вы совершенно правы – она ничуть в те дни не убивалась. Только и было слышно, что ее смех и громкий голос. И в трауре она не была – носила светлые наряды и красилась ярко-красной помадой.

– У нее были потрясающие платья, – мечтательно промолвила Бланш. – И шляпки – ах, какие шляпки!

Эрве поглядел на свою сестру с ласковой насмешкой.

– Похоже, моя сестра придерживается вашего мнения, – объявил он. – Дама, у которой такие платья, не стала бы сводить счеты с жизнью.

– Глупости ты говоришь, – решительно ответила Бланш, краснея. – Она могла бы наложить на себя руки от отчаяния, не знаю, или если бы ее предал кто-то, кому она доверяла. Но стреляться… – она поежилась. – Мне кажется, если бы это было самоубийство, Лили Понс не стала бы так себя уродовать. Выстрел в голову, брр! Можно было отравиться, в конце концов… чтобы… ну… все выглядело не так ужасно…

Она спохватилась, что позволяет себе говорить совершенно немыслимые вещи, покраснела еще гуще и уставилась в тарелку.

– Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду, – заметил Эрве. – Я помню еще ее фотографии в журналах. Она была не красавица, конечно, но с хорошей фигурой, с выразительными глазами…

– Очень элегантно носила самые простые вещи, – подхватила Бланш. – По-моему, она первая ввела в моду короткие волосы.

– Нет, – ответил Габриэль, – первой была актриса Ева Ларжильер.