Аквариум-2

Несвязная болтовня пьяного премьера, атмосфера подобострастия и низкопоклонства, усиленная выступлением А.А.Гречко, который назвал визит Хрущева историческим, а его речь — дальнейшим развитием марксистско-ленинского учения о партии, оставили у присутствующих гнетущее впечатление. Нужно было абсолютно не уважать свой народ и быть полностью уверенным в безнаказанности, чтобы позволить себе такое безобразное поведение на массовом митинге, где люди ожидали услышать от своего руководителя слово партийной правды.

Утешала мысль, что это, возможно, эпизод. У любого человека могут быть срывы, промахи, упущения. Однако вторая встреча с Хрущевым в другой обстановке дала, к сожалению, основание считать, что безответственные, нетрезвые выступления у него были не только перед советскими гражданами.

В 1958 году в Лейпциге, держа речь на стадионе перед тысячами немцев по поводу 140-летнего юбилея Карла Маркса, он, войдя в азарт, отбросил подготовленный заранее текст и, желая блеснуть остроумием, заявил следующее:

— Вот вы, немцы, нас обвиняете в том, что мы вам не даем спокойно жить. А ведь это сделал ваш Маркс. Он — основоположник коммунизма. Правда, он — немецкий еврей, нуда это все равно. Теперь и расхлебывайте кашу, которую заварил ваш земляк. А натворил он немало.

К счастью, переводчик Вальтера Ульбрихта, весьма толковый, политически грамотный человек, отлично знающий русский язык, перевел этот бред примерно так:

— Дорогие товарищи! Германия дала человечеству великого основоположника научного коммунизма Карла Маркса. Его учение овладевает миром и успешно претворяется в жизнь у вас в ГДР. Будьте же достойны своего великого земляка.

Бурные аплодисменты после перевода свидетельствовали о том, что далеко не все немцы понимали русский язык. Но ведь какая-то часть присутствующих, несомненно, знала его и имела возможность по достоинству оценить «юмор» советского премьера и первого секретаря ЦК КПСС.

В ноябре 1957 года для доклада партийному активу ГСВГ об итогах недавно закончившегося октябрьского пленума ЦК, снявшего маршала Жукова Г.К. с поста министра обороны СССР, прибыл секретарь ЦК ЛЛБрежнев.

О его приезде мне стало известно заранее от полковника Бандуры Н.И., служившего у нас в одном из разведывательных подразделений. Бандуру с Леонидом Ильичом связывали какие-то, я уже точно не помню, родственные или давние товарищеские узы. Перед приездом Брежнева полковник был на все время его пребывания освобожден от служебных обязанностей и проживал в отведенных высокому гостю апартаментах.

Партактив протекал бурно. Ярко обрисовав в докладе бонапартизм и самодурство бывшего министра обороны СССР, Брежнев призвал развернуть критику неслужебной деятельности местных руководителей. Коммунисты в своих выступлениях поднимали важнейшие вопросы боевой подготовки, указывали конкретных виновников недостатков, невзирая на должности и звания. Особенно досталось генерал-лейтенанту Якубовскому И.И. и некоторым другим генералам и офицерам. Их обвиняли в неграмотности, зазнайстве, самодурстве, а один из выступавших, замполит автомобильного батальона, обслуживающего штаб, под хохот всего зала заявил:

— Родили их простые русские неграмотные женщины, да и сами они особой образованностью не отличаются. Кто же им дал право вести себя так, что если бы не их генеральские погоны, то им не вылезать бы из тюрьмы за мелкое хулиганство.

Впервые в жизни мне приходилось на армейском партийном собрании слышать столь острую критику личных недостатков военных руководителей. Как было бы полезно для дела, если бы это стало нормой партийной жизни. От стольких бед мы были бы избавлены, какая масса промахов была бы устранена своевременно из нашей жизни.

При утверждении решения по докладу Брежнева часть коммунистов потребовала указать перечисленным в критических замечаниях лицам на недостатки и настоятельно рекомендовать не повторять их в практической работе. И здесь произошло неожиданное. Увидев, что «джинн вырвался из бутылки», докладчик явно испугался и, используя свое высокое положение, попытался загнать его обратно.

— Есть ли необходимость в столь крайних мерах? — вопрошал Брежнев. — Государственные умы наших военачальников уже сделали нужный вывод. Они не допустят, чтобы возникла необходимость их повторной критики.

Предложение сняли, не голосуя.

По простоте душевной я полагал, что всех подвергшихся критике по кардинальным вопросам армейской жизни деликатно снимут с должностей, не поднимая шума. Каково же было наше удивление, когда через несколько месяцев И.И.Якубовскому было присвоено очередное воинское звание: генерал-полковник. Многие, кого критиковали, тоже получили повышения в должностях и званиях. Короче говоря, все осталось по-старому.