Аквариум-2

Дивизии нужно было осваивать новое направление — против Финляндии. В один из первых же рекогносцировочных полевых выездов командиров штаба дивизии по направлению к финской границе произошло ЧП. Конная группа штабистов, выезжавшая со двора казарм, была рассеяна… взбесившимися лошадьми. Никогда до этого не слышавшие грохота и звонков трамваев, сигналов автомобилей, они сбивались в кучу, становились на дыбы, ржали, пятились в витрины магазинов, сбрасывали из седел седоков, не являвшихся, понятно, мастерами конного спорта и не ожидавших такой бурной реакции животных. Движение остановилось, собралась толпа зевак, некоторые из них пытались ловить испуганных коней. Несколько человек из наших командиров и гражданских лиц получили травмы. Осколками стекла от разбитых витрин была ранена часть лошадей. Выезд пришлось отменить. Долгое время мы потратили на выводку коней по оживленным улицам в поводу и с шорами до тех пор, пока они не привыкли к шуму и движению большого города.

Началась напряженная работа по боевой подготовке подразделений и частей дивизии. В дополнение к моим обязанностям по контролю за химподготовкой в войсках, приему имущества на новом месте прибавилась преподавательская деятельность. В Пушкино открылись окружные курсы младших лейтенантов химической службы и специальные предметы — тактику химподразделений, химическую разведку и другие пришлось вести нам с майором Степановым. Служба занимала 12–14 часов в сутки, и поэтому с культурными сокровищами и достопримечательностями Северной Пальмиры можно было знакомиться лишь в воскресенья и то не всегда.

Опасения наших умудренных опытом многократных служебных перебросок старших товарищей оказались не напрасными. Квартир для большинства командиров в Ленинграде не оказалось. Их нужно было терпеливо ожидать, проживая тем временем на обывательских, за которые хозяева драли втридорога. Переезд жены к моему месту службы автоматически отпал. Я временно «квартировал» в кабинете командира дивизии, используя его диван в качестве койки и совмещая таким образом отдых с ночными дежурствами у телефона.

К 8 часам утра я должен был освобождать «квартиру» и вернуться в нее мог не ранее 23 часов, узнав предварительно у дежурного по штабу об убытии комдива. Во время довольно частых совещаний, которые в то время были в большой моде, полковник предупреждал не занимать кабинет, и мне приходилось «гулять» по улицам спящего города.

В апреле 1938 года мне дали двенадцатиметровую комнату в коммунальной квартире в доме по Комсомольскому переулку у Финляндского вокзала. Для меня, прожившего до двадцативосьмилетнего возраста в общежитиях, это скромное жилье показалось дворцом. До нельзя счастливый, я поспешил обрадовать жену. Она срочно собралась ко мне, сдав в Москве свою комнатку, которую немедленно заселили.

Скоро моя судьба внезапно резко изменилась. Бюрократическая машина, медленно прокручивавшаяся после моей беседы в разведуправлении прошлым летом, сработала лишь весной тридцать восьмого. Я уже забыл

о встречах с комбригами Стигга и Туммельтау. Оказалось, их за это время осудили как врагов народа и расстреляли. Люди погибли, а дела шли своим медленным чередом. Нарком обороны подписал приказ об откомандировании К.Л.Ефремова и меня в распоряжение разведуправления РККА. Надлежало срочно сдать дела и выехать в Москву к новому месту службы.

Все мои планы снова менялись.

Любопытно, что несколькими днями позже из Наркомата обороны обо мне поступил другой» приказ, которым я зачислялся в адъюнктуру Военно-химической академии. Это немало смутило моих начальников. Они не знали, куда меня направлять, но после некоторого колебания мудро решили: Разведывательное управление сильнее и авторитетнее военно-химического. Я получил приказ следовать в РУ. Там действительно мгновенно уладили недоразумение. С разведкой никто тягаться не рискнул.

Обезглавленная разведка

Разведывательное управление Красной Армии размещалось тогда в Большом Знаменском переулке недалеко от Арбатской площади в старинном четырехэтажном здании. Оно было мало похоже на нынешний девятиэтажный полунебоскреб у края Ходынского поля, а главное, маловато. Поэтому часть подразделений разведведомства занимали несколько небольших особняков в ближайшей округе.

К середине 1938 года в военной разведке произошли большие перемены. Большинство начальников отделов и отделений и все командование управления были арестованы. Репрессировали без всяких оснований опытных разведчиков, владевших иностранными языками, выезжавших неоднократно в зарубежные командировки. Их широкие связи заграницей, без которых немыслима разведка, в глазах невежд и политиканствующих карьеристов явились «корпусом деликти» — составом преступления — и послужили основанием для облыжного обвинения в сотрудничестве с немецкой, английской, французской, японской, польской, литовской, латвийской, эстонской и другими, всех не перечислишь, шпионскими службами. Целое поколение идейных, честных и опытных разведчиков было уничтожено. Их связи с зарубежной агентурой прерваны.