Аквариум

Она зарыдала уже в голос, не прячась. Прислонилась к стене, закрыла лицо руками и судорожно затряслась всем телом.

Мда… Успокоил, бля, доктор Курпатов… Вообще, до истерики довел.

Я решил пока помолчать, пусть выплачется. Уселся, как мог, на пол, опустил голову. Шли минуты. Мы так и сидели в темной холодной комнате, похожей на морг. Я – в одних штанах, привязанный, как собака, к трубе и сконфуженно молчащий, и она – напротив, сжавшись на больничной каталке и горько-горько плача. Долго сидели. Наверху я чувствовал ночь. Чувствовал мертвую тишину и пустоту, то тут, то там заполняющуюся стаями зверья, рыскавшего по улицам.

Наконец всхлипывания стали тише, потом прекратились совсем. Она выпрямилась, достала откуда-то платок, начала вытирать лицо.

– Да уж. – протянула она. – Это верно.

– Что верно? – уточнил я.

– Хреновый из тебя Курпатов!

Не понял! Я про Курпатова вслух что ли сказал?

– Значит жить назло? – спросила она с усмешкой и встала, явно намереваясь уходить.

– Подожди, пожалуйста… Настя! – быстро заговорил я. – Послушай меня еще немного.

– Да нет, спасибо, Егор! Мне уже сказанного надолго теперь хватит. Я уж лучше пойду…

– Завтра меня будут пытаться казнить. – перебил я ее. – Я не прошу тебя мне помочь. Не имею права, наверное. Я вчера твоих друзей убивал… Спасибо, что вообще со мной разговариваешь. Так что тут уж я сам что-нибудь придумаю.

– Что придумаешь? Остальных моих друзей добьешь? Вы же с твоим дружбаном отмороженным я смотрю – вообще терминаторы. – съязвила она.

– Его Алексей звали! – рыкнул я, заводясь. – И вы его вчера пристрелили.

– Уверен? Трупа никакого внизу не обнаружилось.

Как так? Я же своими глазами видел… В душе встрепенулась радостная надежда.

– Хотя может Парикмахеры раньше нас добрались, так что зря ты улыбаешься.

– Какие парикмахеры? – спросил я. – А с чего ты взяла, что я улыбаюсь? Ты, что меня видишь?

– Нет, не вижу. Просто чувствую как-то, сама не пойму… – с недоумением ответила Настя, но тут же снова включила стерву и с наигранным злорадством продолжила. – Парикмахеры – это те, которые на деревьях живут, с косами вместо рук. У вас там на пивзаводе их нету что ли? Так вот, они товарищи шустрые, сам видел, человечинку любят, могли его найти и утащить, пока мы за тобой бегали. Так что, ты, Егор, не надейся зря. Живи назло!

Вот зараза! Ладно, про Лешего завтра уточним…

– Короче, на остальных твоих друзей мне, в принципе, наплевать. – продолжил я. – Сами полезли. А Кирюшу вот, например, я бы вообще с удовольствием ножичком поковырял. Я тебе помочь хочу…

– Ого! И за что же честь такая?

– За красивые глаза! Ты слушать будешь или нет?

– Ну давай излагай, спаситель ты мой.

Невозможно! Отвык я с бабами общаться…

– Уходить тебе надо отсюда срочно. Одна не сможешь, поэтому с командиром своим поговори, не знаю кто он там тебе – муж, любовник, друг сердечный. С остальными тоже. Уходите южнее или западнее, ближе к Реке. Там реально лучше! Тоже, конечно, не фонтан в последнее время, но лучше. Здесь у вас вообще – жопа! А на стадионе просто рассадник какой-то. Обитель зла, бля! Можешь мне не верить, но у меня что-то с головой за ночь произошло, чуйка обострилась до предела. Так вот, оттуда таким веет, что аж волосы дыбом! И тем, кто там обитает, явно нужны вы. Причем, почему-то особенно ты и та сивая девчонка, которая меня кастрировать хочет. Причем, счет уже на часы идет, они явно в курсе, что у вас личный состав сократился…

Я замолчал, своим новым шестым чувством ощутив перемену в ее состоянии и боясь снова переборщить. Настя медленно села обратно на каталку, подтянула колени к груди, обхватив их руками. Ей было страшно. Настолько страшно, что даже мне стало не по себе. Это был не страх смерти или боли, это был невыразимый словами ужас перед чем-то другим. Я видел, как он заполняет ее сознание, полностью лишая воли и сил бороться.

– Сивую девчонку зовут Юля. – тихим обреченным голосом сказала она. – Ее парня ты вчера, точнее уже позавчера, расстрелял на лестнице, когда он убил твоего друга. А у них с Юлькой была любовь. Настоящая. Только ею и жили…

– А у вас с Ренатом тоже любовь? – задал я глупый и совершенно неуместный сейчас вопрос. Как школьник, блин…

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Тут я совершенно отчетливо понял, что она тоже прекрасно видит меня тем же странным новым зрением, для которого не нужен свет.

– Нет. – ответила Настя. – Он меня просто трахает… Доволен?

Я молчал, с удивлением ловя в душе совершенно забытые чувства. Пипец, Егор! Ты что ревнуешь? Приехали…

И тут, совершенно неожиданно для меня, она начала рассказывать. Тихо, с грустью, словно на исповеди.