Кабинет у резидента был маленький, без окон, в нем с большим трудом размещался личный состав резидентуры, когда очень редко приходилось собираться у шефа всем вместе. Генерал, нажав кнопку за картиной, включил защитную систему, постучал пальцем по полотну и, когда замигала контрольная лампочка, снял трубку внутреннего телефона и попросил шифровальщика принести его секретную папку. Затем он включил чайник и, хитро улыбаясь, сказал:
– По глазам вижу, что-то ты в клюве притащил, надеюсь, хорошее, а? – И посерьезнев, вопросительно глядя прямо в глаза Дронову, спросил: – Ну что, Виктор Никифорович, я угадал?
– Да, товарищ генерал, угадали, кажется, мне повезло, – перешел почему-то на официальный тон Виктор, хотя всегда называл начальника по имени и отчеству. На этой почве в Центре часто возникали проблемы. Там выражали недовольство, когда разведчик, возвратившись из длительной загранкомандировки, вел себя как штатский, отвыкнув стоять перед начальством во фрунт, по уставу обращаться к старшим по званию.
Дронов начал докладывать шефу о встрече с американцем. Лицо Разумихина становилось все серьезнее и серьезнее. Иногда он вставал, закуривал и ходил по своему маленькому кабинету. В конце доклада Виктор, интуитивно почувствовав поддержку со стороны резидента, четко и кратко изложил свои соображения и план дальнейших действий. Алексей Николаевич в течение всего доклада изредка просил уточнить детали. В отдельные моменты Виктору казалось, что генерал его не слушал, а думал о чем-то своем, он даже замолкал, но резидент коротко бросал: «Продолжай, продолжай, я слушаю». Когда Дронов перешел к рассказу о предстоящем докладе Адамса в СИПРИ, генерал прервал Виктора, снял трубку и попросил оперативного офицера, полковника Суслова Евгения Егоровича, срочно к нему зайти. Через несколько минут тот появился в кабинете. Генерал, не вдаваясь в детали, приказал ему немедленно отправиться в СИПРИ и собрать по возможности полную информацию о проходящей там научной конференции по трансурановым элементам. Шеф подчеркнул, что его особенно интересует программа конференции, ее участники, доклады, фамилии докладчиков. Суслов отправился выполнять задание.
Генерал и Дронов пили чай и продолжали обсуждать детали. Шеф интересовался поведением американца, просил Дронова описать его внешность, одежду, манеру говорить, внимательно просмотрел переданные Адамсом документы. Приехал Евгений Егорович и привез материалы конференции. Разумихин просмотрел их, отпустил Суслова, поблагодарив за выполненное задание, и задумчиво проговорил:
– Ну что, все вроде сходится, надо действовать.
Затем он позвонил шифровальщику и велел принести ему шифроблокнот.
Алексей Николаевич любил писать шифровки сам и делал это мастерски, точно И лаконично формулируя свои мысли. Он был широко образованным человеком, еще до войны окончил инженерный факультет Военно-воздушной академии имени Жуковского, воевал, работал в США во время военного лихолетья, обеспечивая поставки военной техники по ленд-лизу. У него был большой опыт работы в разведке – и за рубежом, и в Центре. В нем удачно сочетались осторожность с разумным оправданным риском. Он был тонкий дипломат и умел ладить и с послом, и с резидентом КГБ. Среднего роста, широкоплечий, седеющие редкие русые волосы, зачесанные назад, высокий лоб, живые, чуть насмешливые с хитринкой глаза.
У каждого человека есть все-таки своя основная доминанта, главная составляющая, определяющая его суть. У одного это скупость, у другого – честность и порядочность, у третьего – интеллигентность, у четвертого – безудержная разгульность, у пятого – еще что-то. Вероятно, уже в детстве можно в человеке разглядеть ростки некоторых будущих определяющих черт. У Разумихина во всем его облике проступала интеллигентность, масть.
Зная из опыта работы, что Центр «всегда прав», резидент умел так сформулировать свою мысль, чтобы оставить путь для отхода и в то же время вынудить Центр взять часть ответственности и на себя. В Москве его шифровки не любили: они заставляли принимать конкретные решения. А там никогда не хотели брать ответственность за что-нибудь серьезное. «Тебе на месте виднее, ты и решай!» – рассуждали в Центре некоторые начальники. Правда, в случае успеха Центр себя не забывал. Генерал писал и приговаривал: