Виктор поблагодарил начальника управления за доверие и сказал, что постарается выполнить поставленные перед ним задачи. В ГРУ согласие разведчика не было принято спрашивать: направление в длительную загранкомандировку считалось почетной задачей. Приказ в армии в то время не обсуждался, а выполнялся. Для работы в США подбирали наиболее надежных, опытных разведчиков. Дронов, конечно, испытывал приятные чувства, что выбор пал на него, он уже не был новичком в разведке и знал почем фунт лиха. Работа в Штатах его не волновала, но что-то другое тревожило его душу, поднималось из глубины, заставляло чаще биться сердце. Он знал, что это, но не хотел себе признаться, что знает причину, ибо у него не было достаточно веских оправдательных аргументов, чтобы окончательно решить, хотя знал: такое решение уже состоялось и ничто и никто не в силах помешать этому. Выбор был сделан, мосты сожжены, Рубикон перейден.
Дронов не мог точно назвать, когда такое решение было принято. Скорее всего, первые симптомы почувствовал в Швеции, более четкие контуры оно приняло здесь, в Союзе, в управлении «Т». Ему было понятно это решение, но он искал объяснения для других. Хотелось найти железные доводы, которые бы оправдали его в глазах родных и сослуживцев и тем успокоили бы его совесть. В тайниках своей души Виктор мечтал видеть себя мучеником, взошедшим на Голгофу ради счастья других. Вероятно, его совесть все же искала и металась, что-то ее не удовлетворяло, где-то не сходились концы с концами. Эта раздвоенность всегда мешала ему в жизни, в принятии серьезных решений. Он всегда сомневался и никогда до конца не был в себе уверен.
И сейчас Дронов не знал, как все это сделает. Чувствовал, что скоро это свершится. Сама судьба представляла ему такой шанс, направляя за океан.
У станции метро «Коломенская» Виктор попросил соседа остановить машину, вышел и поехал домой на метро.
Выездная комиссия, как обычно, проходила на четвертом этаже в кабинете первого заместителя начальника ГРУ. К назначенному часу приглашенные с серьезными лицами, чисто выбритые, в отглаженных костюмах, начищенной до блеска обуви заполнили приемную. Некоторые явно волновались, прохаживались по коридору. Виктор подошел к столу помощника, отыскал себя в списке под номером пять, расписался против своей фамилии и пошел в курилку.
Примерно через полчаса Дронов, постучавшись, открыл дверь и со словами:
— Разрешите, товарищ генерал? — вошел в кабинет.
Остановившись у торца длинного стола, покрытого зеленым сукном, за которым сидел и. офицеры и генералы и которых он видел только боковым зрением, и глядя прямо перед собой, доложил сидящему во главе стола заместителю начальника, председателю выездной комиссии о своем прибытии. Получив разрешение сесть, Дронов поблагодарил, сел, стараясь ничем не выдать своего волнения.
— У кого есть вопросы к полковнику Дронову? — услышал Виктор приятный баритон генерала. — Пожалуйста, — предоставил он слово работнику политотдела.
— Знакомясь с вашим личным делом, — начал тот, обращаясь к Дронову, — я обратил внимание на то, что в партию вы вступили только в тридцать лет, выбыв из комсомола по возрасту. Чем объяснить столь позднее ваше прозрение?
— До этого времени я считал себя недостаточно подготовленным к вступлению в партию, — сухо ответил Дронов.
— Вы удовлетворены ответом? — спросил председатель.
— Вполне, — недовольно отозвался политотделец.
— У кого еще есть вопросы? — вновь обратился к присутствующим генерал.
— Разрешите, — поднялся из-за стола председатель влиятельного кадрового подразделения и обратился к Виктору: — вы в Швеции с каким языком работали?
— В течение полутора лет, — ответил Дронов, — я работал в основном с английским, потом перешел на шведский, который к этому времени освоил. Сейчас, работая под «крышей», пользуюсь в основном английским и частично немецким.
— Значит, в предстоящей командировке, — продолжал кадровик, — проблем с языком не будет?
— Думаю, нет, — ответил Дронов. — Я сдал в этом году экзамены по английскому и немецкому и получил языковую надбавку за два языка.
— Спасибо, — поблагодарил кадровик.
— Хорошо, вопросов больше нет, — подытожил генерал. — А у вас, — обратился он к Дронову, — есть что-нибудь?
— Никак нет, — отчеканил Виктор, встав.
— Тогда, — обратился председатель к членам комиссии, — считаю вопрос решенным. Готовьтесь к выезду, — продолжил он, глядя на Дронова. — После того как комиссия закончит работу, зайдите ко мне вместе с Евгением Петровичем. Я хочу обсудить с вами некоторые оперативные вопросы по командировке. А теперь вы свободны.
Дронов встал и вышел из кабинета. Его не удивило, что аудиенция так быстро закончилась. Он знал, что прежде чем офицера приглашали войти в кабинет, члены комиссии предварительно тщательно обсуждали кандидата и выносили свое решение, поэтому для некоторых прохождение выездной комиссии было чисто формальным делом.