Я знаю, что тот, который бьет по ногам, сейчас учится. В будущем у него будет такая работа: стоять позади и удерживать допрашиваемого в этом глубоком деревянном кресле. Это сложная наука. Но он старательный ученик. Настойчивый. Энтузиаст. Последний его удар был сильнее предыдущих. А может быть, мне так показалось, ведь все по одному месту. В принципе, зачем я пытаюсь встать? Мне ведь можно просто сидеть и требовать консула. А пока консула не позовут, не дать им втянуть себя в разговор. Итак, я прекращаю вставать. Попытаюсь еще три раза, и все.
Следующий удар был выполнен мастерски и с большой любовью к профессии. Поэтому следующий вопрос я не понял. Знаю, что был вопрос, но не знаю какой. Несколько секунд думал, что же мне отвечать, а потом нашелся:
— Позовите консула!
Такой допрос мне начал надоедать и им тоже. И тогда большие руки вновь вдавили мои плечи в сиденье, а кто-то вставил карандаши между моих пальцев. Эти штучки я знаю. Это очень просто и очень эффективно, и вдобавок не оставляет никаких следов. Пока не сжали ладонь, я вспоминаю всю науку: первое — не закричать, второе — наслаждаться собственной болью и желать для себя еще большей боли. Это единственное спасение. Чья-то потная рука ощупала мою ладонь, поправила карандаши между моими пальцами и вдруг сжала, как тисками. Два прожектора дрогнули, задрожали и бешено закружились. Я поплыл куда-то из большой темной комнаты с кирпичным полом. Я желал себе только большей боли и смеялся над кем-то.
Над Москвой серое холодное утро. Ноябрь. Еще все спят. Проехала почтовая машина. Полусонный дворник метет улицу.
Я лежу на мягком сиденье, откинутом далеко назад. Москва летит мимо меня. Боковое стекло чуть приоткрыто, и морозный ветер уносит обрывки каких-то кошмаров. Я чувствую, что щеки мои не бриты, а волосы на голове слиплись. Лицо почему-то мокрое. Но мне хорошо. Меня кто-то куда-то везет на большой черной машине. Я поворачиваю голову к водителю. Это Слон. Это он меня везет.
— Товарищ полковник, я им ничего не сказал.
— Я знаю, Витя.
— Куда мы едем?
— Домой.
— Они отпустили меня?
— Да.
Я долго молчу. И вдруг мне стало страшно. Мне показалось, что я рассказал им все, когда смеялся.
— Товарищ полковник, я… раскололся?
— Нет.
— Вы уверены?
— Уверен. Я все время рядом с тобой был, даже во время ареста.
— В чем моя ошибка?
— Ошибки не было. Ты оторвался и вышел к тайнику чисто. Но место слишком хорошее. Его московское КГБ знает. Ты использовал место, которое используют настоящие иностранные шпионы. Место слишком хорошее, потому оно под постоянным контролем. Они тебя взяли как настоящего шпиона, не зная, кто ты. Но мы вмешались тут же. Арест был настоящим, а допрос — учебным.
— А Генка как?
— Генка хорошо. Его слегка помурыжили, но он тоже не раскололся. В таком деле мобилизоваться надо. Нельзя жалеть себя и нельзя мечтать о мести, тогда выдержишь что угодно. Спи. Я тебя на настоящую работу рекомендовать буду.
— А Генку?
— И Генку.
ГЛАВА 14
Ты когда-нибудь был в Мытищах?
— Нет.
— Тем лучше, — Слон вдруг стал серьезным. — Слушай учебно-боевую задачу. Объект: Мытищинский ракетный завод. Задача: найти подходящего человека и завербовать его. Цель первая: получить практику настоящей вербовки. Цель вторая: выявить возможные пути, которые вражеская разведка может использовать для вербовки наших людей на объектах особой важности. Ограничения. Первое — во времени: можно использовать для вербовки только свое личное время, выходные дни и отпуска, никакого особого времени на проведение вербовки не отпущено. Второе — финансовое: можно расходовать только свои личные деньги, сколько угодно, хоть все, — ни копейки государственных денег не выделяется. Вопросы?
— Что знает об этом КГБ?
— КГБ знает, что с разрешения Отдела административных органов Центрального Комитета мы такие операции проводим постоянно и по всей Москве. Если КГБ тебя арестует, мы тебя спасем, но… за рубеж не пошлем.
— Что я могу сказать вербуемому человеку о себе и своей организации?
— Все что угодно. Кроме правды. Ты его вербуешь не от имени советского государства — это и дурак сумеет сделать, — а от собственного имени и за свои деньги.
— Значит, если я его завербую, он будет по-настоящему считаться шпионом?
— Именно так. С той разницей, что переданная им информация не уйдет за рубеж.
— Но это никак не смягчает его вины?
— Никак.
— Что же его ждет?
— Шестьдесят четвертая статья Уголовного кодекса. Разве ты этого не знаешь?
— Знаю, товарищ полковник.
— Тогда желаю тебе успеха. И помни: ты делаешь большое государственное дело. Ты не только учишься, но и помогаешь нашему государству избавляться от потенциальных предателей. Вся группа получает подобные задачи, только на других объектах. И вся академия делает то же самое. И каждый год. И последнее — распишись вот тут в получении задачи. Это вполне серьезная задача.