Аквариум. Геометрия хаоса

«Когда-то в “Известиях” появилась статья, что где-то в Петрозаводске обнаружили летающую тарелку, — рассказывал мне лидер “Аквариума”. — Я был в диком восторге, потому что ощущал: ура, это наши прилетели! Всё, что не было связано с совком, для меня казалось “нашим”. Я этому обстоятельству страшно обрадовался и написал песню, которая первоначально заканчивалась словами: “если бы тарелкой был я — над Петрозаводском не стал бы летать никогда, над этим дерьмом не стал бы летать никогда”. Естественно, потом мне пришлось какие-то фразы сделать более цензурными, иначе было бы совсем плохо».

В конце того сладкого лета Борис спешно зафиксировал новые песни на бытовой кассетный магнитофон, привезённый Наоми на Каменный остров. Эта акустическая запись недавно появилась в отремастированном виде под названием «Неизданный альбом». В него вошли, в частности, песни «25 к 10» («Я инженер на сотню рублей…»), протопанковские «Герои» и «Марина», а в финале прозвучала совершенно абсурдистская импровизация «Электрик птица» — к слову, озвученная именно Маратом, который вскоре уехал работать в родную Армению.

«Тогда нам казалось, что многое уже возможно и благодаря общему бардаку жить стало легче, — писал мне позднее звукорежиссёр “Аквариума”. — Отсюда яркие цвета и весёлые лица на фотографиях. Концерты, поездки, Yellow Submarine в Таллине — казалось, ещё чуть-чуть, и мир изменится. Я сидел в “Сайгоне” и спокойно читал книгу Хендрика Смита The Russians, после чего всё-таки переехал в Ереван. Впоследствии мы с Борей переписывались, присылая друг другу по три письма в неделю. И если он вдруг умрёт раньше меня, я опубликую эту графоманию. Наверное, её хватит на пару томов».

Незадолго до отъезда Марат выставлял звук на сейшенах в Тарту и Архангельске, но не застал эпохальное выступление «Аквариума» в Москве, организованное рок-критиком Артемием Троицким в ноябре 1979 года.

«К этому времени наш стиль принципиально поменялся, и мы перестали быть тихой акустической группой, — вспоминал Дюша. — Мы стали играть странную музыку, которую кто-то называл “панком”, а кто-то “жёстким демоническим роком”. Всё это звучало сочно и эмоционально, отличаясь даже от андеграундного авангарда».

У университетских знакомых Борис купил электрогитару и выставлял звук на ней со значительным перегрузом. Кроме того, юный Фагот изменил свои партии, издавая нечто атональное — как правило, перпендикулярно мелодической линии. В истории «Аквариума» это оказалось переломным моментом, и для таких тектонических сдвигов должен был появиться весомый повод. Имитируя работу в научно-исследовательском институте, Гребенщиков в какой-то момент чутко уловил признаки стагнации в современной поп-культуре.

«В конце семидесятых я начал разочаровываться в положении вещей в роке, — объяснял позднее Борис. — Я помню первый сокрушительный удар по моей вере, и это был альбом Uriah Heep, который назывался Magician’s Birthday. Я поставил пластинку на проигрыватель, посмотрел на великолепную обложку и стал ждать духовного откровения. Вместо этого я услышал полную чушь. Меня обманули! Я был готов к пророчеству, но оказался поражён абсолютной глупостью. Разочарование росло во мне, и когда в Англии появился панк, я приветствовал его всей душой».

После таких внезапных озарений Борисом были переаранжированы «Блюз простого человека» и «Летающая тарелка», а также акустические «Герои» и «Марина», у которой оказался откровенно криминальный текст: «Марина мне сказала, что ей надоело, / Что она устала, она охуела, сожгла свой мозг и выжгла тело…»

На концерте в Москве «Аквариум» устроил шумный панк-перфоманс, не вписывающийся в традиции столичной рок-сцены. Настроив гитару, бородато-джинсовый Гребенщиков надел тёмные очки и загадочно произнёс: «Наш ансамбль состоит при Доме культуры металлического завода. Мы играем для рабочих, и им эта музыка нравится».