Аквариум. Геометрия хаоса

Как известно, незадолго до этого знакомства Цой учился на резчика по дереву в художественном ПТУ. Училище давало освобождение от армии и массу свободного времени, необходимого для написания песен. Поработав резчиком, реставратором и спасателем на пляже, Виктор устроился кочегаром в котельную, находившуюся на пустыре, заваленном деревянными ящиками. В центре стоял сарай, в котором жил сторож, карауливший эту бесценную тару. Цой рассказывал Борису, что долгое время топил котёл теми самыми ящиками, которые сторож охранял. Так незатейливым образом был изобретён «вечный двигатель», а также сочинены первые боевики группы, у которой даже не было названия.

Огромный потенциал композиций Цоя был виден Гребенщикову даже без микроскопа. Поэтому Борису легко удалось убедить Тропилло впустить музыкантов в Дом юного техника — для записи дебютного альбома под названием «45».

«Попав в настоящую студию, мы слушали Тропилло как Бога-отца, а Гребенщикова как Бога-сына, — говорил мне Лёша Рыбин. — Мы выглядели послушными и боязливыми и были счастливы уже от того, что у нас есть возможность записываться».

Поскольку группа состояла всего из двух музыкантов, аранжировки их песен отличались значительным аскетизмом. Скажем честно — иногда их не было вовсе. В этой непростой ситуации Борис нашёл спасительный выход, пригласив на запись Севу, Фана и Дюшу. В беседах с автором Файнштейн вспоминал: «Первый альбом они репетировали у меня дома как “Гарин и гиперболоиды”. Это название им придумал Майк, а Рыба с Виктором любили играть на квартирниках его “Пригородный блюз”… Помню, что Цой выглядел мягким интеллигентным человеком и всегда был крайне вежлив. Мне очень нравился его образ Дон Кихота и странные песни про алюминиевые огурцы, совершенно ни на что не похожие».

Непосредственно в студии Фан играл на перкуссии и помогал осваивать Лёше и Виктору нехитрую драм-машинку «Электроника». Барабанщиков у «Аквариума» по-прежнему не было, и ритм-бокс применялся частично от безысходности, а частично — под влиянием «новой волны». Никто не мог предположить, что эта анархическая акустика с годами трансформируется в мрачную неоромантику «Кино», которая будет собирать стадионы.

Стоит заметить, что на записи альбома «45» Гребенщиков выступил в роли саундпродюсера — к слову, впервые в жизни.

«Я думаю, что Цою хотелось, вероятно, не совсем того, что получилось, — пояснял Борис. — Скорее всего, он мечтал о прямом рок-н-ролльном звуке, который появился у него впоследствии. Но из-за нехватки музыкантов, из-за их неумения объяснить и моего неумения сделать то, что они хотят, у нас получился альбом “45”».

Закончив эту запись, БГ тут же переключился на студийную работу с Майком. В тот период лидер «Зоопарка» замахнулся на сольный альбом LV, который представлял собой цикл пародий и стилизаций. Это было свежо, неожиданно и предназначалось для подготовленных слушателей. К примеру, композиция «Белая ночь / Белое тепло» посвящалась Лу Риду, «Лето» — Виктору Цою, «21 дубль» — Леонарду Коэну, «Золотые львы» — Бобу Дилану. А песня «Растафара» была задумана как лютый стёб над увлечением «Аквариума» музыкой регги.

«Растафару» и другие композиции Майк записывал в учебной студии театрального института на Моховой. Произошло это через несколько месяцев после того, как его приятель Игорь «Панкер» Гудков устроился туда работать звукорежиссёром. В этой организации трудился фотограф Сергей Свешников, который в 1979 году сделал несколько сессий Гребенщикова с Гаккелем, а затем умудрился по ночам записать фортепианный альбом Курёхина The Ways of Freedom. Эта работа была издана в Англии, а акустическая запись «Аквариума», к сожалению, оказалась утерянной.

Что же касается Панкера, то его активный интерес к музыке Майка и Гребенщикова возник после покупки катушки «Все братья — сёстры», а к осени 1981 года перерос в плотное сотрудничество. В частности, Панкер рулил звуком на дебютном концерте «Зоопарка» в Москве, а до этого — во время выступлений Майка в ленинградском рок-клубе. На первом концерте «Кино» в зале на Рубинштейна Гудков внезапно выскочил на сцену с саксофоном, хотя толком не умел на нём играть.

«Такие ансамбли, как “Аквариум” и “Зоопарк” стали популярны в Москве гораздо раньше, чем в Питере, — рассказывал Панкер. — А у нас в городе многие молились на “Россиян”, лидер которых Жора Ордановский выглядел на общем тусклом фоне настоящей рок-звездой. Также особым авторитетом у музыкантов пользовались группы, у которых на сцене стояла гора самопальных колонок. А у “Аквариума” и “Зоопарка” своей аппаратуры не было, поэтому они находились на периферии массового сознания. Рок-клубовские музыканты «старой школы» относились к ним слегка презрительно, словно к каким-нибудь ебанатам».

Это был показательный момент, поскольку, несмотря на локальную популярность «Аквариума», его участники продолжали находиться в энергетическом вакууме. Даже в андеграундных кругах многие относились к их творчеству противоречиво.