Аквариум. Геометрия хаоса

«В Москве постоянно ждут агрессии, мата и наездов, — сетовал Гребенщиков в беседе с автором. — В той ситуации меня поддержали Макаревич с Кутиковым, которые оценили “День Серебра” как феноменальный шаг вперед. У меня самого случилось ощущение полной победы, и мне было лишь не вполне понятно, как именно эту победу воспримут остальные».

С тех пор прошло немало времени, и надо заметить, что восприятие альбома критиками изменилось радикально.

«“День Серебра” стал вершиной “Аквариума”, потому что именно в нём оказался установлен и побеждён Враг, — утверждал в “Истории светлых времён” Василий Соловьёв-Спасский. — Этот Враг побеждается музыкой, басы с виолончелью создают укачивающее пространство, а Гаккель всё-таки заставил свой инструмент звучать психоделически».

«Цитаты прорывали грубый холщовый мешок, в котором БГ хранил свой культурный багаж, и с глухим стуком падали на питерскую мостовую, — писала литературный критик Ксения Рождественская. — Вода продолжала течь под аполлинеровским мостом Мирабо, драконы вовсю приземлялись на поле И Цзин, а Кольцо Всевластия было отдано Гребенщикову и Севе Гаккелю на сохранение… Светлый, яркий, яростный — гребенщиковская “заумь” и склонность к цитированию здесь удивительно вписались в гениальные аранжировки… Неудивительно, что именно сюда вошла песня о том, “как страшно двигаться дальше”. А иногда даже кажется, что дальше двигаться вовсе и не следовало.

СМЕНА ПЕЙЗАЖА

«Это было время, когда так называемый успех концерта был предрешён заранее. Не имело никакого значения, где мы выступаем. Всегда был аншлаг, и всегда была иллюзия успеха — независимо от того, насколько хорошо мы в этот момент играем».

Сева Гаккель

Очередным приключением в жизни наших менестрелей стало непредвиденное знакомство с двадцатитрёхлетней американкой по имени Джоанна Стингрей. Падчерица успешного галерейщика из Лос-Анджелеса и приятельница переехавшего в Калифорнию Андрея Фалалеева, она приехала весной 1984 года в Ленинград и спонтанно созвонилась с Севой Гаккелем. Разговор был коротким, сразу же договорились встретиться у гостиницы «Москва» в пять часов вечера.

«Не говоря ни слова по-русски, мы с моей сестрой Джуди кое-как добрались до метро, — сообщала певица в книге “Стингрей в стране чудес”. — И когда мы пересеклись с Борисом и Севой, Гаккель сказал: “С иностранцами нам встречаться нельзя. Никогда не знаешь, кто действительно может работать на КГБ… Я говорю совершенно серьёзно”».

В Ленинграде Стингрей неожиданно обнаружила роскошную подпольную рок-сцену. Она побывала на концертах «Аквариума» и «Странных игр», подружилась с Курёхиным, Цоем и новым гитаристом «Кино» Юрой Каспаряном. Периодически Джоанну забирали в милицию — в частности, так случилось после её первого посещения рок-клуба. «I’m an American tourist», — всегда невозмутимо заявляла она. И её отпускали на свободу.

«С тех пор, куда бы я ни шла, меня всегда сопровождали — то мужчина с газетой, то машина с тёмными стеклами, — замечала позднее Джоанна. — Это выглядело очень глупо, как в некоторых дурацких американских боевиках».

Будучи человеком романтичным, Стингрей решила, что перед ней открылся настоящий Клондайк рок-звёзд европейского уровня. Она воспринимала Гребенщикова как русского Дэвида Боуи, группу «Кино» — как Duran Duran или The Cure, а скажем, «Странные игры» — как «питерский ответ» Madness. И Джоанна всерьёз задумалась о том, как вытащить местный рок-н-ролл из болота культурной изоляции.

«Стингрей сразу же внесла элемент коммерциализации и начала нам говорить: “Вы же все звёзды, вы должны зарабатывать миллионы!” — рассказывал мне Курёхин. — Это был безумный период, какой-то абсурд, поскольку она забивала всех своей энергией. Джоанна привозила кучу невероятных подарков: футболки, какие-то примочки, журналы и инструменты. Смешнейшее создание, чисто прагматичное, американское, с такой же философией. Но всё равно с ней была связана масса хорошего».

Несколько лет Стингрей не смущали ни тысячи километров между СССР и Америкой, ни абсолютно неконвертируемый рубль, ни отголоски «холодной войны». Она задумала нереальные вещи и начала готовить знакомство западного шоу-бизнеса с музыкантами ленинградского рок-клуба.

«Начиная где-то с 78-го года мы постоянно общались с огромным количеством иностранцев, — вспоминал Сева Гаккель. — Каждый год в Ленинград на стажировку приезжали группы студентов из Беркли, Стэнфорда, Гарварда, Йельского университета — это была элита. Они привозили пластинки, джинсы, и интенсивно шёл натуральный обмен. И только Джоанна поняла, что музыканты нуждаются именно в инструментах. И она стала привозить нам гитары. Честь ей за это и хвала».